Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмир вызвал меня и велел переписывать простым почерком книги по медицине и истории и определил за каждую рукопись десять дирхемов. Когда мой учитель — да простит его Аллах — покинул этот мир, эмир назначил меня на его должность и установил мне жалование в тысячу дирхемов. С раннего утра до вечера эмир заставлял меня просиживать во дворце и советовался со мной по вопросам, на которые ему отвечал мой покойный учитель. Зодчие и художники приступали к работам лишь по моим указаниям.
В это время мне приходилось общаться и встречаться с людьми разных сословий, и это пригодилось мне в дальнейшем. Сколько бы я ни приглядывался к стараниям людей, я убеждался, что вся суета, все ремесла не имеют ни основы, ни результатов, что успех и неудача целиком зависят от рока. Я видел людей, которые попусту тратили время и обращали свои взоры к эмирским вратам. Одни из них обладали официальными науками[150], у других был поэтический цар, у третьих — талант в искусствах или ремеслах, четвертые владели оружием и умением верховой езды. Они не находили того, чего домогались, и добивались того, к чему не стремились. Одни гордились малейшим вниманием эмира, а другие не были довольны и большими милостями. Вознаграждения, которые раздавал эмир, колебались от десяти до трех тысяч динаров, а мне эта сумма казалась ничтожной. Но, в конце концов, я отказался от путей, посредством которых люди добиваются своих желаний и раздобывают насущный хлеб, и удовлетворился тем, что судьба посылала в мою кухню, не стремясь к излишествам, хотя меня и вынуждали к этому.
Занятия же военного сословия следующие: тренировка в обращении с оружием, искусстве верховой езды, стрельбе, борьбе, занятия по знанию правил боя. А занятия ремесленников таковы: ювелирное, кузнечное и столярное дело, ремесло каменщика, мясника, ткачество, прядение, портняжное дело и т. д. А вот обязанности дехканина: сажать сад, засевать нивы, охранять фрукты и поставлять бакалейные товары. Все эти занятия похвальны, если обеспечивают процветание мира, и достойны порицания, если вредят духу и разуму человека.
Что же касается ремесел, посредством которых люди калама добывают свой хлеб, то это официальные науки: фикх[151], религиозные постановления, математика, наука о фетве[152] и составлении юридических документов, медицина, астрономия, поэтика, переписывание рукописей, каллиграфия, живопись, учительство, письмоводство и др. Они развивают как общественную мысль, так и дух и разум человека. И в том, и другом направлении они похвальны, если только конечной целью их не является добывание хлеба. А если в основе их устремлений лежит хлеб, то эти ремесла также порицаемы.
Теперь я вкратце объясню мерзость занятий, которыми гордятся люди калама. Благодаря этому выясняются достоинства всех ремесел, которыми занимаются другие люди. Ведь занятие людей калама выше всех других занятий, так же, как сами люди калама благороднее других сословий.
Да будет вам известно, что самое благородное занятие людей калама — программные науки[153], обучение людей, если это занятие будет избрано искренне ради бога, если избравший его не ставит целью достижение земных благ и санов, приближение к царям. Если же этот путь будет избран во имя мирских интересов, то избравший заблуждается сам и вводит других в заблуждение. А судить о том, с какой целью мударрис избрал свою профессию, можно по его поведению. Из программных дисциплин я изучил арабский язык в такой степени, чтобы выяснять необходимые научные положения и вникать в смысл хадисов и аятов. Мне не нравилось преподавать, и я не собирал вокруг себя учеников, так как не любил шум. Мне было жаль учителей, у которых я учился, я недоумевал, ради чего они выносили этот гвалт.
Я пытался найти в разных книгах ответ на вопрос, какую пользу они получают от этого в этом и том мире, но убедился, что все противоречит пути, по которому следовали ученые, жившие как до пророка, так и после него. Я старался установить, что обещано людям науки согласно изречению «знание-почет в этом мире и слава в том»[154]. Какое знание здесь имеется в виду? Собираются несколько пустых глупцов, поднимают шум по своей невоспитанности. Время от времени насильно взимают с нищих студентов несколько подносов с изюмом и халвой, одежды и деньги, и вручают все это учителю, который принимает их с великой радостью. Учитель же этот из-за того, что говорит чересчур много, слишком подавлен и не может ни откусить, ни переварить, так как зубы у него стали слабые, а пищеварение расстроено. По ночам он читает книги, днем надрывается от крика. Ему некогда погулять, поесть, побеседовать с людьми; в зной и стужу он сидит, словно в темнице, под просторным куполом. ...А когда отправляется домой, его сопровождают у стремени двое никчемных слуг из числа учеников, чтобы он не свалился с коня. О каком почете молено говорить в этом и ему подобных случаях? Ведь прислужники царя, например, начальник стражи и эшикагабаши делят с господином учителем почетное право заставлять бежать глупцов у стремени и далее превосходят его великолепием! Поскольку слово «почет» одновременно означает «редкость»,[155] то почетом должен пользоваться только один человек.
...Если мне скажут, что программные науки — введение ко всем истинным наукам, что истинные науки зависят от программных, то я отвечу: «Христиане и европейцы-кафиры без механического изучения грамматики и логики, исключительно только посредством перевода самих текстов с арабского языка, толкуют на разных языках хадисы и Коран. Ведь и арабская грамматика основывается на живом языке. А языком, в силу его особенностей, можно выражать мысли в соответствии с его строем, если даже говорящий не осмыслил грамматику. Если говорящий на языке фарси, ничего не подозревая, дойдет до фразы «Зайд ударил», то скажет слово «Зайд» в именительном падеже, а в фразе «я ударил Зайда» — в винительном, так как в первом случае по смыслу подходит именительный падеж, во втором — винительный. А если же он начнет сомневаться, то совершит ошибку.
Поэтому, изучение грамматики и логики излишне и не приносит пользы[156], она годится только для самообольщения и внешнего эффекта. Эти мысли в конечном итоге, отвлекли меня от книг, и я стал вникать в суть истины. Если религия и вера покоятся на внешней обрядности шариата, спрашивал я себя, то почему большинство улемов не ограничивались этим, а стремились к изучению прикладных наук и написали об этом в книгах