В 1601 г. владыка Псковский Геннадий утвердил «чин» ежегодного крестного хода в память об отражении Стефана Батория. Помимо него совершалось несколько дополнительных «крестохождений».

Автор «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» прямо высказался в том смысле, что спасение города означает торжество христианства. А значит, к разгрому неприятеля привели не только подвиги ратоборцев, но и вмешательство небесных сил. «Благодаря великому и неизреченному Божьему милосердию пребезначальной Троицы, и помощницы нашей и молебницы о всем роде христианском, истинной Богородицы и приснодевы Марии; и благодаря заступничеству пребожественных сил и покровительству и молению великих святых чудотворцев… благоверный и христолюбивый царь-государь и великий князь Иван Васильевич всея Руси свою государеву отчину, град Псков, и всех пребывающих в нем избавил от литовского короля и от всего его войска, только Богу известно какими судьбами», – пишет он[363]. Князь И.П. Шуйский, таким образом, исполнил свой долг не только перед землей, перед государем, но и, прежде всего, перед Богом.

Что ж, Иван Петрович исполнил его наилучшим образом. И как превосходный полководец, и, не менее того, как твердо верующий православный человек…

«Псковское сидение» обозначило важный поворот в Ливонской войне: больше ни у кого из ее главных участников не хватало сил для масштабных действий. Речь Посполитая, доселе еще сильная, дерзкой ногой вставшая на Русскую землю, теперь принуждена была смириться: ее мощь оказалась перемолотой. В том же году князь Дмитрий Иванович Хворостинин остановил стремление шведов у Лялиц. Более полководцы ничего не могли сделать: истощились ресурсы, позволявшие ставить под их знамена могучие армии. Железный кулак военачальника уступил место изощренному уму дипломата.

После отступления поляков Иван Петрович остается во Пскове все тем же вторым воеводой. В конце 1583 или начале 1584 г. его оставляют там уже первым воеводой. В этой должности он встречает новое царствование – Федора Ивановича.

При новом государе судьба Ивана Петровича Шуйского, да и всего семейства Шуйских, резко переменилась.

Первые годы после смерти Ивана IV они по-прежнему в чести.

Историк А.П. Павлов сообщает: «Князья Шуйские благодаря службе в „особом“ дворе и военным заслугам сумели к середине 1580-х гг. не только сохранить (вернуть) свои родовые вотчины, но и получить суздальские вотчины сородичей, князей Горбатых (села Горицы и Лопатничи). В 1587 г. в связи с опалой вотчины у Шуйских (кроме Скопиных) были конфискованы. После снятия опалы в начале 90-х гг. Шуйским снова возвращаются их владения, хотя… и не в полной мере». В ту пору виднейшим изо всего семейства Шуйских был именно князь Иван Петрович. И ему принадлежало крупное поместье на 2038 четвертей земли у Бежецкого Верха, огромное поместье на 3500 четвертей у села Вача в Муромском уезде[364], да еще другие поместья – в Ростовском, Козельском, Московском и Псковском уездах. Таким образом, Иван Петрович был одним из богатейших землевладельцев России. Это позволяло ему делать большие церковные вклады, и в обширном перечне вкладчиков суздальского Спасо-Евфимьева монастыря он стоит на втором месте[365]. Шуйские вообще, видимо, жаловали эту обитель, расположенную рядом с их родовыми вотчинами.

Князю И.П. Шуйскому уже не приходится командовать армиями и защищать крепости, тратить здоровье и силы в дальних походах.

На заре царствования Федора Ивановича (до начала 1586 г.) он воеводствовал во Пскове и лишь на время выезжал в Москву. Князь Шуйский даже не участвовал в торжественной церемонии венчания на царство Федора Ивановича, прошедшей 31 мая 1584 г. Незадолго до того он явился в Москву, вероятно, занимался устроением дел семейства, а потом, весьма скоро, отбыл ко Пскову. Именно тогда, вероятно, он взял в долг у Чудова монастыря 50 рублей – солидную для конца XVI в. сумму, отданную князем осенью 1585 г.[366] О каких-либо иных воинских службах боярина ничего не известно. Да ведь он уже не юноша, ему в середине 1580-х было примерно 45 лет. А в отличие от воинских обычаев нашего времени, в вооруженных силах Московского государства этот возраст считался для крупного военачальника преклонным.

Но при необходимости Шуйский вновь мог отправиться на поле битвы. Угроза, исходящая от Речи Посполитой, время от времени усиливалась, тогда правительство концентрировало силы, чтобы отразить новый поход Батория. Так, например, было весной 1585 г. Готовясь к большой военной кампании, московское правительство велело «город… делати» в Новгороде Великом, отправило туда воевод с воинской силой и – как меру особой важности – запланировало откомандировать туда Ивана Петровича Шуйского, лишь только «пойдет к Новугороду король»[367]. Видимо, от князя Ивана чаяли надежности: один раз удержал грозного короля, так и второй раз города ему не сдаст… К тому же над северо-западом России нависала и другая угроза вооруженного конфликта – со Швецией. Мир висел на волоске. Поэтому в некоторых разрядах сказано, что армию концентрировали и на случай, если «пойдут к новугороду немецкие люди (т. е. шведы. – Д. В.)»[368]. Гром не грянул, Шуйскому не пришлось возглавлять оборону Новгорода. Князь занялся тогда фортификационной деятельностью: ему поручили «город делать»[369].

В ноябре 1585 г. Шуйского «разрядили» вторым воеводой полка правой руки в армии, которую собирали под Новгородом для похода против шведов. На следующий день после Рождества Христова ему следовал последний срок для прибытия к войскам. Значит, декабрь застал князя на Новгородской земле. Ситуация накалялась, и его скоро назначили вторым воеводой большого полка, где первым был один из служилых татарских царей. Иными словами, Шуйскому доверяли командовать армией вторжения. Но поход не состоялся: 4 января 1586 г. царь его отменил[370].

Другой раз, осенью 1586-го, война с Баторием предотвращена была лишь кончиной польского монарха. Московское государство уже собирало большую оборонительную армию. Шуйский числился там воеводой полка правой руки[371]. Но и эта гроза, по милости Божьей, обошла Московское государство стороной…