– Держи, – сказал он и передал Софье первый лист. – Это список столичных лекарников и зельеваров. Пойдешь к ним и предъявишь это… – Он постучал по наполовину заполненному бланку перед собой. – Если смогут приготовить состав, будет очень хорошо. Не смогут – на нет и суда нет. А станут спрашивать, зачем и кому нужно, сразу же отсылай их ко мне. Полагаю, тогда лишние вопросы сразу отпадут.

Он набросал еще несколько строчек каллиграфическим почерком с энергичным подчеркиванием букв, а затем отдал Софье бумагу. Девушка взглянула на черные завитки слов, но ничего не поняла: написанное представляло собой набор прописных и строчных букв, перемежаемых цифрами и точками. Скорее всего, это была какая-то лекарская формула – оставалось надеяться, что мастера лекарники и зельевары сумеют в этом разобраться. Свернув листки в трубочку, Софья убрала их в сумку и спросила:

– Когда я могу отправляться?

Шани пожал плечами. Он словно бы уже успел забыть о том, что дал Софье какое-то поручение.

– Да хоть сейчас, – наконец произнес он, и Софья с видимым облегчением покинула квартиру.

* * *

Мастер Вельдер, чье имя в списке было подчеркнуто дважды, устроил свой дом и лабораторию на окраине города – в квартале святого Симона, в который стоило соваться только с сопровождением конного охранного отряда, но никак не в одиночку. Бродили здесь бывалые бандиты, отдыхавшие от промысла и искавшие новое занятие, попадались совершенно затертые жизнью проститутки, изгнанные с улицы Бакалейщиков, вершили свое дело торговцы оружием и наркотическими зельями, продавались и покупались запрещенные лекарства и государственные секреты – одним словом, квартал святого Симона был не тем местом, где стоит гулять приличным девушкам. Софья постояла на верхней ступени широкой лестницы, что, спускаясь с холма, вела к маленьким домикам с разноцветными крышами, которые, прильнув к склону, словно дремали в золотистом свете весеннего утра и видели сны об отважных контрабандистах и лихих пиратах, а затем стала неторопливо спускаться вниз. Дальше, за лестницей и домиками, начинался самый обычный безопасный квартал с высокими зданиями и соборами, видна была набережная и городской порт на Шашунке – там толпился разноцветный лес мачт и парусов, а когда-то давно там был и дом Софьиных родителей.

Однако вряд ли есть смысл заглядывать в недостижимое прошлое, когда лучше поразмыслить, как обстоят дела в настоящем. Итак, новый господин ее не убил, не раскромсал на ломти и не выкинул из окна на камни площади Цветов, надругавшись перед этим каким-то особенно извращенным образом, – по крайней мере, пока опасения Софьи оказались напрасными. Его неусыпность декан всеаальхарнский, судя по всему, был занят какими-то собственными делами, в которые Софья вписывалась самым краешком. Поднимавшийся навстречу господин фартовой наружности улыбнулся ей и дотронулся до края своей измятой шляпы. Софья кивнула ему и прибавила шагу. Вчера, когда она попробовала уточнить, что же именно ей потребуется делать дальше, Шани коротко сказал, что она обо всем узнает в свой срок. Любопытному лекарник ухо отрезал, как гласит пословица, и Софья перестала задавать вопросы. Собственные уши ей были дороги, как и все остальное.

Спустившись-таки по лестнице, а затем быстрым шагом миновав пару улочек, настолько узеньких, что два человека могли бы разойтись только боком, и умудрившись ни разу не наступить ни в одну из зловонных луж, Софья оказалась возле угрюмого на вид здания старинной архитектуры времен владычества еретического государя: три этажа, никаких украшений по фронтону, длинные узкие окошки-бойницы и обязательная икона над входной дверью. Здесь, разумеется, находилось мозаичное изображение святого Стефана. От времени мозаика успела потемнеть, и грозный святой, смотревший на Софью, казался слепым. Под пристальным взглядом побелевших глаз Софья поежилась и постучала в дверь.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем за дверью кто-то завозился. В конце переулка к тому времени успели нарисоваться два в высшей степени отвратительных типа: стоя неподвижно и не говоря ни слова, они пристальными липкими взглядами торговцев живым товаром рассматривали благородную барышню, которой пришла в голову блажь прогуливаться в неблагополучном районе. Наконец дверь открылась, и Софья увидела высокого господина средних лет в запачканном халате когда-то белого цвета.

– Чем могу помочь, моя госпожа? – произнес хозяин дома.

– Я из инквизиции, – сказала Софья. – Для начала разрешите войти.

Господин в халате отступил, и Софья скользнула в дом. Отвратительные типы пожали плечами и отправились куда-то по своим делам: раз рыбка выскользнула из сетей, то и жалеть о ней не стоит. Хозяин дома запер дверь – Софья даже не удивилась тому, что на ней расположен добрый десяток самых разных засовов и крючков, – и сказал:

– Моя госпожа, девушкам благородного происхождения тут не место. Квартал святого Стефана опасен для тех, кто бродит в одиночку.

– Приказ есть приказ, – улыбнулась Софья, проходя за хозяином дома в сумрачное помещение с темной мебелью, которое, по всей видимости, служило гостиной.

Здесь царил полный кавардак, свойственный, должно быть, всем ученым: книги громоздились на книжных полках и в стопках вдоль стен, на столах лежали какие-то скомканные исписанные бумаги и изгрызенные перья, а со стен угрюмо смотрели потемневшие портреты, на которых можно было разглядеть каких-то призраков вместо людей. В помещении отчетливо пахло чем-то очень неприятным; когда глаза после солнечного весеннего утра привыкли к сырому полумраку дома, Софья увидела на одном из замусоренных столов дымящуюся многоэтажную подставку со множеством колб и колбочек, наполненных разноцветным содержимым. По всей видимости, именно она и служила источником непередаваемых ароматов. Софье подумалось, что хозяин дома, помимо лекарств, стряпает в своей лаборатории еще и наркотики.

– Вас могут похитить и продать в публичный дом, – без улыбки заметил хозяин. – Чем думал тот, кто вас отправлял сюда, вот вопрос.

Софья хотела было сказать, что не понаслышке знает о нравах публичных домов, ибо прожила семь лет в сиротском приюте госпожи Яравны, но решила не вдаваться в подробности.

– Я имею честь говорить с господином Вельдером? – уточнила она.

Хозяин дома кивнул. Небрежно сбросив со старого растрескавшегося кресла какие-то тряпки, пропитанные чрезвычайно вонючим составом, он жестом пригласил Софью садиться.

– Да, моя госпожа, это именно я. А как вас зовут?

– Софья Стер, – представилась Софья, осторожно усаживаясь на самый краешек и думая о том, как бы не испортить юбку, вляпавшись в какое-нибудь случайно разлитое зелье.

Вельдер призадумался, постукивая пальцем по подбородку и что-то прикидывая в уме.

– Стер, Стер… А вы, милая моя госпожа, не из тех ли Стеров, которых казнили при покойном государе за мздоимство на службе?

Софья смущенно кивнула и отвела взгляд. Не рассказывать же ему о том, что отца просто назначили виноватым, чтоб не слетела голова у персоны рангом повыше. В политике случаются вещи и похлеще, чем казненная семья, конфискованное имущество и маленькая девочка, попросту выброшенная на улицу новыми хозяевами родительского дома. Впрочем, Вельдер улыбнулся вполне по-доброму: