— Кто это такая? Откуда взялась? Кто за ней стоит?

Человек в сером зашептал что-то прямо в ухо мэра.

Он шептал долго и убедительно, и лицо мэра постепенно бледнело и как-то оплывало книзу, как оплывает свеча в жарко натопленной комнате.

Наконец серый замолчал. Мэр повернулся к Надежде и проговорил неуверенным, растерянным голосом:

— Извините, Надежда Николаевна… я вас сначала не узнал… ваше мнение для меня чрезвычайно важно… то есть я хотел сказать, что для нас важно мнение каждого гражданина, городская администрация внимательно прислушивается к голосу, так сказать, народа…

— Это хорошо, что прислушивается, я очень надеюсь, что ситуация с парком разрешится. Дорога должна пойти в обход, даже если ее строительство будет стоить дороже! Парк должен жить!

Произнеся эти слова, Надежда Николаевна внезапно почувствовала страшную усталость, как будто только что притащила из магазина полные сумки продуктов.

Она на секунду прикрыла глаза, а когда открыла их — увидела, что стоит посреди улицы в одиночестве. Мэр со своей свитой поспешно грузился в машины, а согнанная для «встречи с народом» массовка расходилась, перешептываясь.

К Надежде подошел Сергей Сергеевич.

Он посмотрел на нее с удивлением и проговорил:

— Вы прекрасно говорили! Искренне, убедительно…

— Не думаю, что это сыграет какую-то роль. Этого мэра ничем не прошибешь…

— Как знать! Подвезти вас до пансионата? Моя машина совсем рядом.

— Да нет, пожалуй, я немного пройдусь. Хочется насладиться свободой!

На следующий день мэр города Козодоева снова сидел у себя в кабинете мрачнее тучи.

Перед ним лежал лист бумаги, на котором он считал свои потери.

Вчера поздно вечером прошло последнее заседание строительной комиссии, на котором он объявил, что дорога пойдет по резервному варианту, вокруг парка.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба.

Члены комиссии растерянно переглядывались, начальник стройтреста Челубеев даже переспросил — не ослышался ли он.

Зимин повторил, мрачно, раздраженно оглядывая участников заседания.

— Мы пошли навстречу требованиям общественности, — пояснил для непонятливых. — У кого-нибудь есть еще вопросы?

Вопросы, конечно, были у всех, но задавать их члены комиссии побоялись. Видели, что мэр на взводе.

Больше всего вопросов было у него самого, вот только задавать их было некому. И вот теперь он сидел в одиночестве и думал, как выбраться из ситуации с наименьшим уроном.

То, что ему пришлось сегодня отказаться от планов строительства дороги через парк, обойдется ему очень дорого. Эти потери складываются из двух частей — чисто денежные и политические.

Конечно, ему придется вернуть деньги сыну. Это, конечно, жалко, но не это главное. Придется также отказаться от нескольких многообещающих бизнес-проектов, связанных с этой стройкой, урезать свои планы, а главное — придется как-то объяснить все это своим влиятельным компаньонам и партнерам…

Ну, не первый прокол в его карьере и не последний. Как-нибудь на старость себе заработает, а иначе… иначе до этой самой старости можно просто не дожить!

Мэр вспомнил горячий, взволнованный шепот своего референта.

Эта тетка, которая подошла к нему на митинге, с виду совершенно безобидная, незначительная личность, оказалась невероятно опасной. Она нездешняя, приехала из Петербурга, что само по себе заставляет задуматься. Питерские — люди влиятельные, люди со связями.

Она в городе всего несколько дней — и за эти дни в их тихом городе случился настоящий всплеск преступности, и главное — погибли несколько человек, имевших глупость с ней схлестнуться! Байкер, двое бандитов, а под конец — начальник милиции Горловой!

Горлового мэр терпеть не мог, его смерть не оплакивал, но он сделал из нее выводы. Мэр помнил, чем отличается умный человек от глупого: тем, что учится не на своих, а на чужих ошибках. И ошибка Горлового показала ему, что с этой теткой лучше не ссориться.

Разумеется, она не сама убивала, не сама поджигала гараж байкеров. Во время убийства Горлового она вообще была в камере. За ее спиной стоит кто-то другой, кто-то сильный и опасный, но самое главное — кто-то неизвестный.

Будь эта Лебедева местной — он знал бы о ней все, всю ее подноготную: кто ее родня, с кем она дружит, с кем общается. Он бы запросто вычислил ее могущественного покровителя, а дальше — либо договорился с ним, либо расправился.

Но она — приезжая, и никто не знает, кто за ней стоит…

И сегодня на митинге она прямо сказала ему, что он не должен строить дорогу через парк, если не хочет разделить судьбу Горлового.

Что ж, Андрей Павлович Зимин всегда отличался понятливостью и умением вовремя принять правильное решение…

— Андрей Павлович, к вам Павел Андреевич! — раздался вдруг в селекторе голос секретарши.

Мэр поморщился: сейчас ему придется оправдываться перед Павликом! Сын всегда создавал ему множество проблем, начиная с той давней истории… ну что поделаешь, родная кровь! Крест, который он несет всю свою жизнь!

Он хотел сказать — пусть войдет, но Павел уже вломился в кабинет, не дожидаясь приглашения, протопал прямо к столу, навис над отцом, как грозовая туча.

— Отец, что за дела? — пророкотал мрачно, зло, как будто и не сын, а посторонний человек, хуже того — враг. А врагов у мэра и без того хватает, недоставало ему еще в собственной семье врагом обзавестись.

— Павлик, нельзя ли перенести этот разговор на завтра? — поморщился мэр. — Честное слово, я устал!..

— На завтра?! — выкрикнул Павел прямо ему в лицо. — Ты не понимаешь, о чем говоришь! Я встретил Челубеева, и он мне сказал про дорогу… Это правда?

— Как ты со мной разговариваешь? — Андрей Павлович повысил голос, грозно свел брови. — Не забывайся…

— А как я должен с тобой разговаривать? — Павел перекатил желваки, уперся кулаками в стол, обжег отца ненавидящим взглядом. — Как я должен с тобой разговаривать, если ты кинул меня, как последняя сволочь? Ты хоть представляешь, во что я по твоей милости вляпался?

— Вляпался?! — Мэр ухватился за последнее слово, привстал, набычился. — Это ты умеешь, Павлик, это ты всю жизнь умел! А я всю жизнь вытаскивал тебя из того дерьма, в которое ты вляпывался! Начиная с той истории десятилетней давности! Ты не представляешь, чего мне стоило тебя отмазать!

— Что ты вспоминаешь прошлый век! — заорал сын. — Какое это сейчас имеет значение?

— Ах вот как? — Голос у Андрея Павловича сел. — Ты хоть представляешь, что ты сделал тогда? Зачем ты это сделал?

— Она смеялась надо мной! — Голос у Павла стал обиженным и детским. — Она говорила, что нарочно со мной обнималась, чтобы досадить этому Лешке! А я никому не позволял над собой смеяться!