построить аппарат сам, поэтому поневоле и обратился за помощью к Пустобрёхову, знакомство с которым завёл случайно за ужином в ресторане «Вена». Пустобрёхов на предложение согласился, мгновенно оценив выгоды, которые он может извлечь, используя подводную лодку в своих преступных проектах и махинациях. Деньги он одолжил у немца, давшего их охотно, поскольку этот самый фон Грабке имел и свои частные виды на изобретение простодушного Грубульона.

Позже, уже на следствии, выяснилось, что фон Грабке был никакой не виноторговец, поставлявший для императорского двора рейнские отборные вина, он был профессиональный разведчик, по заданию германского штаба направленный в столицу Российской империи для выполнения особой секретной миссии.

Нетрудно догадаться, что это была за миссия. Ну конечно, похищение трубы. Накануне инцидента в Сараеве и непременного вступления России в грядущую мировую бойню кронпринц Фридрих Вильгельм рассчитывал таким коварным ударом выбить почву из-под ног российского императора и ослабить русский боевой дух.

Политике в записках американца практически не уделяется места. То есть уделяется ровно столько, чтобы прояснить некоторые детали дела.

А детали эти такие.

Похищение эрмитажной реликвии было подано германским агентом как самое обычное ограбление, совершённое лишь с целью наживы. Оно стояло в ряду других, не столь ярких, но не менее дерзких, все попытки раскрыть которые не привели ни к каким успехам.

Это подрыв днища английского парохода «Йорик», ожидавшего с крупной партией ювелирных изделий своей очереди на разгрузке в устье Невы, и пропажа из трюма всего товара.

Это похищение с целью выкупа молодой княжны Беломлинской, имевшее большой резонанс в аристократических салонах столицы.

И так далее.

Но самый знаменательный факт, почерпнутый хозяином «Лавки древностей» из чтения «Записок» американца, вовсе не в детальных подробностях раскрытия им «глухого» дела.

Трубочка, заветная трубочка, о которой так мечтал Рукавицын, оказывается, найдена не была!

Дело в том, что, узнав о подводной лодке и о месте, где в строго определённый час она будет проплывать по Фонтанке, полицейские, руководимые Пинкертоном, перекрыли русло реки специальной железной сеткой. Сеть должна была задержать корабль, и в момент, когда он будет временно остановлен, на дно спустится водолаз с гранатой и повредит аппарат с преступниками, чтобы им не удалось скрыться.

Но случился непредвиденный казус.

Пиротехник не рассчитал заряд. Сила взрыва оказалась чуть больше, чем предусматривал изначальный план. Лодка лопнула, как пустая бочка, и все её разнообразные потроха оказались на дне Фонтанки.

Преступники от взрыва не пострадали. А вот предмет кропотливых поисков, ради которых императорская казна не поскупилась на такие расходы, исчез бесследно, будто его и не было.

Произошёл инцидент со взрывом в районе Египетского моста.

В дальнейших поисках пропавшего саквояжа Пинкертон не участвовал. Он свою часть работы, как говорится, выполнил, а остальное, милостивые господа, в условия контракта не входит. В «Записках» он отмечает лишь то, что специальная водолазная рота прочёсывала всю акваторию между Египетским и Английским мостами, но поиски не разрешились ничем.

Перечень дальнейших событий, связанных с поисками трубы, американец даёт по слухам и искажённым отголоскам, долетавшим из далёкой России до его нью-йоркской конторы.

Поиски, похоже, не прекращались, но велись не планомерно и массово, а скорее имели характер отдельных показательных акций – чтобы император не думал, что дело положено под сукно. Затем были война, революция, свержение самодержавного строя, и память о раритете стёрлась, как запись на ленте магнитофона.

Рукавицын перечитывает «Записки», наверное, уже тысячный раз.

Особенно ему нравится место, где великий американский сыщик удивляется причудам царя: из-за какого-то оптического прибора, пусть он и особой древности, наносить собственному бюджету такой чувствительный и глупый урон!

Причин, кроме азиатского самодурства, Пинкертон в таком поступке не видит.

В этом месте Эрдель Терьерович ухмыляется.

Он-то знает, какой причиной руководствовался бывший монарх. Это знание получено Рукавицыным из редчайшей старинной рукописи, обнаруженной им тоже случайно в одной из скупленных за бесценок комнат.

Там есть всё про тайну трубы. Про все её волшебные свойства. Про саквояж из кожи звёздной птицы Орнитоптерикса, который защищает трубу практически от любых напастей. Про звезду в созвездии Ориона и единственную её планету с немереными, сказочными богатствами.

«Там в лесах растут денежные деревья, – думает Рукавицын сладко, – а горы там из золота и брильянтов».

И про жителей, которые её населяют.

«Это надо же какое канальство! Там живут тыквоголовые рохли, для которых не в деньгах счастье!»

И про то, как туда попасть.

Оказывается, нужно лишь пожелать, и ты уже стоишь на опушке дремучего инопланетного леса, где на деревьях вместо листьев банкноты, а за спиной у тебя горы из золота и отборных драгоценных камней. Набиваешь рюкзак деньгами, чемоданы – золотом и брильянтами, затем наводишь трубу на Землю, и – здрасте – ты снова дома.

«Кстати, очень хороший способ уходить от руки закона, – продолжает рассуждать Рукавицын. – Навёл трубочку на какое-нибудь Малое Магелланово Облако, пальцем щёлкнул – тебя и нету!»

Единственное туманное место в рукописи, которое Рукавицын не понимает, это фраза про какое-то правило, называемое совсем по-дурацки: правило левой ноги.

Дойдя мысленно до этого «правила», Рукавицын прикусывает губу. Его голову прожигает мысль.

«Мальчишка! – Щёки его бледнеют. – Он же тоже может сунуть глаз в окуляр и направить трубу на небо. А вдруг…»

Эрдель Терьерович хватает мобильник и принимается вызывать по очереди своих пущенных по следу помощников. 

Глава 9 Саквояж

Когда родители вернулись из филармонии, Андрюша Пряников уже крепко спал. Голова его лежала на подоконнике, и на неё из открытой форточки глядело пятнышко полночной луны. Спал он нераздетый и в тапочках, сидя на неудобном стуле и тихонько посапывая в рукав. За спиной его стонал телевизор – там какие-то громилы из сериала мутузили друг друга электродрелью.

Одно то, что их двенадцатилетнее чадо не торчит как зомби у телевизора, а, заснув в нечеловеческой позе, мёрзнет под распахнутой форточкой, сильно маму с папой насторожило.

Особенно Андрюшину маму. Она с тревогой посмотрела на папу, вспомнив их сегодняшний разговор.

– Вот, – сказала она отцу, показывая на спящего сына. – С этого всё