— Да всякие болячки привязались! — отмахнулся парень и следил, как лесник замеряет штабель.

— А вообще ты чей? Мы в деревне многих знаем. Птичник, свинарник там строили.

— Я не деревенский. В городе живу…

— Из везунчиков?

— Из кого? — не понял парень.

— Ну, из везучих, кто убежал из деревни в город, там и остался.

— Нет! Мы совсем городские!

— А бабка? От тебя в деревню сбежала?

— Не хочет в город. У нее хозяйство! Его не бросишь. Привыкла.

— Слышь, Борисом тебя зовут? Продай нам курево. Хоть несколько сигарет. — Так попросил, что Борька не смог отказать и не взял деньги.

Все, кроме долговязого, взяли по сигарете. Тот с места не сдвинулся, сидел не шевелясь.

Зэки курили глубокими затяжками, не спеша наслаждались дымом.

— Борька, ты у Данила долго будешь?

— Не знаю. Как он велит.

— Ну а в деревню пойдешь?

— Если дед отправит. А что?

— Кое-чего нужно. Если в долг дашь, втрое больше вернем!

— А у меня своих денег не бывает. Да и кто их с собой в деревню даст? — усмехнулся невесело.

— Ты ж уже взрослый.

— В деревне деньги ни к чему!

— Ну, это ты загнул! Бабки всюду в кайф! — не согласился лохматый с Борькой.

— Беркут! С кем споришь? С ним трехать западло! — цыкнул слюной сквозь зубы длинный тощий мужик.

— Захлопнись, Шлейка! С Борькой мы скентуемся! Верно трехаю? — глянул на парня, тот плечами пожал неопределенно. — От деда заварку чая иль самогонку сможешь для нас спиздить? Внакладе не останешься, — тихо, шепотом попросил кудлатый Беркут. И добавил: — До тебя тут двое деревенских были. Мы с ними стрехались.

— Чего ж они не возникают к вам? — спросил Борька хмуро и встал навстречу Даниле.

— Верно обмерил, малец! Точно обсчитал! — похлопал Бориса по плечу и попросил его: — Покуда с Иваном посижу, проскочи, обмерь высоту спила, много ль брака оставили опосля себя вот эти помощники? — кивнул в сторону зэков.

Борис нехотя пошел на делянку, замерял высоту оставленных пеньков. Она почти везде была одинаковой.

Незаметно для себя ушел в глубь леса. И когда спохватился, понял, что перестарался, забрел слишком далеко и теперь не так-то просто будет выбраться отсюда. Он огляделся, вслушался. Но ни один человеческий голос сюда не доносился. Лишь слышались крики птиц, свист бурундуков, хлопанье крыльев.

«Ну и забрел. — Присел на трухлявый пень, тут же увидел змею, вылезавшую из-под корней, подскочил в ужасе, бросился наутек, но вскоре остановился. — Куда это я? Назад надо. А может, сюда — в сторону. Нет, тут пеньки не замерял. И здесь не ходил. Откуда ж пришел?» — оглядывался беспомощно.

Борьке никогда не доводилось блудить по лесу. Страшно стало еще и потому, что он был один. Парень присел на корточки под елкой, внезапно услышал шорох над головой, выскочил из-под дерева, обливаясь холодным потом, и увидел на елке белку, она с любопытством разглядывала парня, ничуть не боясь.

— Вот дурак, нашел кого испугаться? — рассмеялся парень и пошел к пеньку, который замерял последним. — Спокойно, только спокойно! — уговаривал сам себя, идя от пенька к пеньку. Кое-где, ему казалось, он видел свои следы. И шел торопливо, в лесу начинало темнеть. — В натуре, заблудился! Тьфу черт! — ругал парнишка самого себя и закричал во все горло: — Дед Данила! Люди! Эй! Отзовитесь!

Прислушался, затаив дыхание, но в ответ ни слова.

— Шлейка! Иван! — орал Борька.

Лес мрачнел. Деревья сливались с сумерками, качали кронами, будто осуждали и грозили парню за необдуманную смелость.

«Во влип! Не-ет, вот вернусь в зимовье к Даниле, больше никогда не пойду один в лес. Тут и насмерть забрести можно». Увидел впереди болото, и по плечам прошел озноб.

Он несколько раз слышал от Данилы, что на болоте проходит граница его участка с соседским.

«Хорошо, что не ночью сюда попал, уже мог не увидеть, а болото шутя засосет любого». Он отдернул ногу. Повернул спиной к болоту:

— Дед Данила!

— А-а! — показалось или послышалось в ответ. Он поспешил на голос, спотыкаясь на каждом шагу.

— Нет! Ни за что не буду работать в лесу, а жить и подавно! Тут только тот, кто в шкуре, дышать может, а людям делать нечего! Лучше в городе пойду мыть машины, — бурчит себе под нос и ругает отчима: — Меня так в лес выталкивал. Там хорошо и сытно! Чего ж сам не остался, в город сбежал? А меня сюда, под бок к зэкам и зверям, отправил? Ладно, дай в город вернусь, все тебе, гаду, припомню, заботчик сраный! Подойди ты теперь ко мне со своими советами! Так пошлю! Любой норе рад будешь, козел!

Сколько он шел, звал, кричал, пока наконец не услышал отдаленное:

— Борька-а!

На зов он летел сломя голову. Когда увидел костер, готов был плакать от радости. Ну и что, если вокруг него сидели зэки, они — люди, они кричали, звали его и очень обрадовались, когда парень пришел.

— Садись к огню и разуйся. Скорей ноги отдохнут, А знаешь, нам завтра жратву привезут. Видишь, второй конвоир возник. Курево привезут и хлеб, задышим, как паханы. А на сегодня колись ты! Сам Бог велел тебе поделиться с нами!

Вытащил из пачки сигарету дрожащими пальцами.

— Беркут, чего яйцы сушишь? Вали сюда вместе со стариковским выпердышем. Похаваем, и пусть пылит в зимовье! — позвал долговязый Шлейка.

Борька взял из рук Ивана миску с каким-то хлебовом. Уж чего только не напихали сюда люди, чтоб хоть немного согреть животы. Были здесь листья кислицы, заменявшие щавель, разные грибы, корни дикой саранки. Зэки ели, не присматриваясь к содержимому.

Охранник вытащил из миски корень лопуха, облизал его, выбросил через плечо, не оглянувшись. В ту же минуту кто-то захрустел за спиной, зачавкал. В лесу никакая еда не пропадала.

— Кто там хрюкает? — испугался Борька.

— Лесной бугор! А по-деревенски — ежик! Он ничем не брезгует. Хавает все подряд! На зиму жир копит. Жаль, что нам такое не дано. Спи всю зиму на боку и не дергайся!

— Нет! Я так не уломаюсь, кенты! Уж если всю зиму канать, то в Сочи иль Гаграх, только не здесь и не на шконке! — запротестовал Беркут.

— А по мне, один хрен, где кайфовать, лишь бы на воле!

— отозвался Шлейка и уставился в огонь тихо, задумчиво.

Только собрался Иван отвести Бориса в зимовье, как на голову упали первые тяжелые капли дождя.