Липа опустилась перед ним на колени.

— Ай да князь, — сказал она, приподнимая его за подбородок и накидывая на шею колье, как собачий поводок. — Носи, ваша светлость, заслужил…

Князь хотел что-то ответить, но из глотки раздались глухие хрипы.

— Проводник! — закричала Липа. — Почему окна раскрыты? Закрыть немедленно! И вызовите доктора! Там, в дальнем купе, прячется один чудодей! Его светлость обморозил конечности!

Николя, смотревший на все это как завороженный, очнулся и бросился поднимать раму. Встав с колен, Липа приблизилась к Лидвалю.

— Будете жалеть об этом всю жизнь, — сказала она, приблизив к нему лицо. — Вы настоящий трус, Лидваль. Трус с костылем. Как вы жалки!

Липу разрывал смех. Запрокинув голову, она смеялась громко и натужно. Смех ее был слышен, даже когда она скрылась в купе.

— Не буду, — сказал Лидваль, глядя на кашляющего у него в ногах князя. — Я у него куплю… Урусов, за сколько камешек отдадите?

Князь попробовал встать, но ступням было больно даже на ковре. Он сел, скрестив ноги и уложив драные ладони на коленках, как язычник, совершающий ритуал поклонения солнцу.

— Сто… — прохрипел он.

— Да вы с ума сошли! Пятьдесят, не больше!

— Пошел вон… — И князь тяжело закашлял.

— Хорошо, шестьдесят. Но это крайняя цена! Соглашайтесь.

— Сто… Или пошел вон, чернь…

Лидваль подумал, что мерзавка была права: он уже начал жалеть, что не воспользовался ее советом. Хуже было другое: из конца вагона на него внимательно смотрел господин Ванзаров. С лица его не сходила улыбка, а кончики усов весело подрагивали. От этого Лидвалю стало как-то не по себе. Словно его поймали на мысли. Но за мысль на каторгу не отправят. Не так ли? Глядя на эту улыбку, Лидваль начал в этом сомневаться.

Через час все улеглось. Лебедев сотворил чудеса. У Дюпре оказался всего лишь сильный ушиб, немного примочек, времени и покоя, и молодой организм справится. Немурову хватило тугой перевязки груди, чтобы он приободрился и даже выразил благодарность странному проводнику-лекарю. И даже Урусов смог самостоятельно вернуться в купе после того, как его ступни обработали чудодейственной мазью, а ладони обмотали бинтами. К десяти часам вагон совершенно затих, утомленный нескончаемым днем. Кажется, всех сморила дорожная качка.

Граве не мог спать. Вопрос, который казался неразрешимым, теперь стал еще мучительней. Всего-то надо задать один вопрос. У Женечки от этого не убудет. Какая ей разница: вспомнит, что ее удивило, и дело с концом. Но пройти вот так в купе он не решался. Быть может, Немуров сидит там и ждет, чтобы поймать его и устроить скандал. Граве не вылезал из купе, твердо решив не говорить об открытии Ванзарову, пока не добьется ответа. Сам начал партию, сам и банк снимет. Надо только найти подходящий момент, когда Немуров уберется в купе. С Женечкой он надеялся договориться без труда.

Послушав, что делается в коридоре, Граве выглянул. Под дверью купе Женечки Немурова не оказалось. Но и за стенкой его купе было тихо. Или спит без храпа, или его там нет. Хитрый уж больно. Граве решил сменить точку наблюдения и переместиться в дальний тамбур, подальше от проводника. Мальчишка этот ему не нравился. Граве все казалось, что он за ним подсматривает. Но это было чистейшей воды сумасшествие. Проводники не могут следить за пассажирами, они следят только за порядком.

Бережно затворив дверь, чтобы Немуров не учуял, Граве отправился в конец вагона. И расположился так, чтобы видеть весь коридор, а самому оставаться незамеченным. Тут было прохладней, чем в купе. Он поежился, но приказал себе ждать. Кто-то тихо его окликнул. Граве оглянулся. Оказывается, он был не один. В сумраке тамбура было еще одно лицо.

— Вы как здесь оказались? — спросил Граве, досадуя, что его засада так просто была раскрыта.

Женечка сидела в кресле с книгой, читая, но не понимая ни одного слова. Платье не давало ей покоя. Пятно из ярко-пурпурного высохло в серое, но отпечаталось навсегда. Женечка ни секунды не сомневалась, что Липа теперь торжествует. Она добилась своего. Показала, кому должен был принадлежать Рибер. И хоть в борьбу за такого жениха Женечка не вступила бы по доброй воле, но победа соперницы ее не устраивала. Она так привыкла во всем быть первой, чтобы ее воля была главной! Ничего другого и быть не могло. И вот теперь ей так мерзко отомстили. Это куда хуже, чем плеснуть в лицо безумной девице. Тут сделано с намеком: дескать, пятно на всю жизнь. Смыть его с платья действительно будет трудно. Придется, скорее всего, выбросить. Такое практическое соображение еще больше ее разозлило. Платьев у Женечки хватало. Не в нем было дело. А в том, что Женечка никак не могла придумать: чем же ей ответить сумасшедшей истеричке, за которую она принимала Липу? Шанс сам постучал к ней в дверь.

Позднего гостя Женечка приняла радушно. Выразила, как рада его видеть и никакого беспокойства он не доставит. Напротив, только целый день о нем и думала. Зная, как себя вести, она первой завела разговор о платье. Пожаловалась, что пятно теперь уж не сойдет.

— Именно это вас так беспокоит?

Женечка поняла, что ей хотят сказать, но сделала глубоко невинный вид.

— Это все такие мелкие женские дрязги, что и вам думать о них не стоит, — сказала она, скромно улыбнувшись. Именно так, как у нее выходило лучше всего.

— Вы полагаете?

— Ах, ну в чем тут разбираться! Все это скоро забудется. Вот увидите: мы с Липой еще будем раскланиваться на званых ужинах. А наши мужья, чего доброго, подружатся. Общество так мало.

— У вас есть новая кандидатура на мужа?

— Что-то хотите предложить мне, господин Ванзаров?

— Хочу, — ответил он. — Есть одна маленькая проблема, которая может разрушить ваше счастье.

— Что же это? — спросила Женечка. — Вы говорите так, будто хотите меня напугать.

— Вам может угрожать опасность куда более серьезная, чем интриги Липы.

— Ну тогда вы меня должны защитить. Вам это не составит труда? — И она пересела чуть ближе к нему, как бы невзначай от толчка поезда.

— Жаль, что вы так легкомысленно это восприняли, — сказал Ванзаров.

Пришлось заглянуть в купе проводника. Мальчишка дремал, подложив руку под голову. Он хотел было вытащить тихонько, но случайно задел. Стаканы звякнули. Николя встрепенулся и, щурясь, уставился на него.

— Чего изволите? — пробормотал он, вспоминая, что он проводник не во сне, а наяву.

Появился бумажный рубль.

— Любезный, одолжи стакан…

Николя продрал глаза и совершенно вошел в роль.

— Чаю или кофе желаете? — спросил он, неумело комкая рубль в карман.