– Цепь сними, – напомнил я. – Как я штаны надену?

Замок щелкнул, и кольцо на ноге распалось на две половинки. Ржавая цепь осталась лежать на полу. Я натянул эти странные местные джинсы, и тогда тюремщик кинул мне пару стоптанных кожаных башмаков, остроносых, какого-то гномьего покроя. От башмаков пахло сыростью и крысами. Натягивать их пришлось на босую ногу, о чем я не раз пожалел в дальнейшем. Когда я кое-как оделся, Эйнар смерил нас обоих неприязненным взглядом и приказал вполголоса:

– Молчать. Weg, weg. Пошли отсюда. Кто обмануть – сейчас мертвец. Это все.

* * *

Вот странно: вместо того, чтобы подниматься наверх, к выходу из башни, мы спускались еще глубже в подземелье по нескончаемой винтовой лестнице. Идиотские башмаки скользили на каменных ступенях. Я шел первым, нес факел и все боялся обжечься: факел шипел и брызгался смолой. Пару раз спотыкался, рискуя свернуть себе шею, и тогда Ники испуганно хватал меня за воротник, а Эйнар недовольно клекотал там, сзади.

Наконец лестница кончилась. Мы оказались в тесном сыром тупичке с земляным полом и осклизлыми каменными стенами; Эйнар остановился возле дощатой двери, больше похожей на днище от бочки. «Добро пожаловать в ад», – прошептал Ники. Я только головой покачал.

Дверь в ад была заперта на засов. Смазанная каким-то вонючим жиром, кованая задвижка легко отползла в сторону. За дверью открылась черная дыра – подземный ход. «Туда, скоро», – скомандовал тюремщик. Пролез после нас сам и плотно прикрыл дверь.

– Потайной лаз, если бежать, – сообщил он.

Узкий тоннель вел в глубь горы, то вниз, то вбок, то вверх – карабкаться вверх было куда тяжелее. Никаких вентиляционных штреков строители не предусмотрели. Воздух был сырым и затхлым, даже факел по-притух и горел нехотя, ничего не освещая вокруг – да и освещать-то было нечего, кроме бурых земляных стен, кое-где укрепленных просмоленными бревнами (об эти бревна ничего не стоило расшибить башку). Согнувшись в три погибели, мы шли и шли друг за дружкой, и в самом деле похожие на горбатых подземных гномов – не хватало только дурацких колпаков. И все же мы шли на волю, если… если только нашему бородатому конвоиру можно было верить. Если только вообще можно было кому-то верить в этом гребаном параллельном прошлом.

Свет от факела осветил стену впереди, и я встал как вкопанный. В стене виднелась еще одна дверь, похожая на первую. Я толкнул дверь – она не подалась.

– Стой, куда, – пропыхтел за спиной Эйнар (я заметил, что и он запарился пробираться по этой крысиной норе внаклонку).– Не спешить, Ингварссон…

Ники уселся на полу, поджав ноги.

– И что там? – спросил он. – Выход в город?

Не обращая на него внимания, Эйнар подобрался поближе к двери. Заставил меня поднести поближе факел. Сам же с кряхтением уселся на корточки: я заметил в его руке толстый бронзовый стержень, вроде дверной ручки. Вставив этот ключ в неприметную щель в двери, он с усилием провернул рукоятку, и дверь со скрипом отворилась.

Оттуда потянуло свежим воздухом, и мы с Ником в один голос вскрикнули от восторга.

– Тихо, – ухмыльнулся наш предводитель. – Слушай. Море.

И правда: я услышал отдаленный шум прибоя. Теперь уже Эйнар пролез в дверь первым, я последовал за ним; пламя факела затрепетало, будто хотело оторваться и улететь, и я ахнул от изумления.

– Вот как, – вздохнул и Ники.

Мы оказались в просторной пещере со стрельчатым потолком – собственно, это и не пещера была, а расщелина между двумя гранитными глыбами, раскрытая к морю, как створки громадной раковины. Там, в вышине, свистел ветер, среди скал шевелились клочья облаков в лиловом небе, далеко же внизу скалы расступались и открывали вид на темный залив. На волнах покачивался наш корабль, серебряный и стремительный, издали совсем крошечный, как слетевшая на воду чайка, если бы только кто-нибудь догадался привязать такую чайку к воде двумя прочными якорными тросами. Габаритные огни мигали светлячками в полуночном сумраке. Мое сердце застучало, как будто ему не хватало места в груди. Факел выпал из рук.

Эйнар поглядел на нас с ухмылкой, потом вдруг облапил за плечи и едва не столкнул лбами.

– Кто обмануть, мертвец, – напомнил он.

Спотыкаясь и падая, мы спустились по песчаному склону к самой воде. Там Эйнар дернул меня за руку:

«Спокойно», – понял я. Хотя успокоиться и ему бы не помешало. Его глаза блестели лихорадочно, ноздри раздувались.

Туман стелился над водой. Когда из этого тумана вдруг нарисовались две темные фигуры, моя душа ушла в пятки. Но береговая охрана молча отсалютовала нашему предводителю: это была пара долговязых остолопов в остроконечных шлемах из дубленой кожи. Один напомнил мне Торика. Эйнар что-то скомандовал им на ходу, и они проследовали вдоль по берегу, даже не взглянув на нас с Ником. Эйнар же озабоченно всматривался в темные колючие заросли, потом замедлил шаг и вовсе остановился. Присвистнул особенным образом.

Тотчас же раздался ответный свист, и из кустов выбрался хмурый рыжеусый швед с перевязанной головой; он поминутно бросал взгляды на море, туда, где ждал нас наш катер, и на скалы, откуда мы спустились, будто ждал оттуда неприятностей. Тюремщик тоже забеспокоился. Поговорив о чем-то с усатым, он вернулся к нам и озабоченно зашептал:

– Харальд сказал, надо спешить. Охрана скоро менять. Скоро, скоро иди на корабль.

– Вплавь? – удивился я.

Но Эйнар прижал палец к губам.

– Пошли, – он кивнул куда-то в сторону. – Лодка, лодка.

До корабля оставалось саженей двадцать, когда кто-то сбросил с борта веревочный трап. Грузный Эйнар полез первым. За ним – Ники. Дрянная лодчонка все качалась и норовила поднырнуть под борт. Не помня себя, я вскарабкался по алюминиевому боку катера и перевалился на палубу.

– Комантир Фил, – ласково проговорил Тамме у меня над ухом. – Наконец-то ты опраттно… а они нас били, били…

– Молчать, – оборвал его Эйнар. – Здесь я командир.

Его рыжий помощник уже залезал на борт, держа нож в зубах.

Я приоткрыл дверь ходовой рубки (в двери красовалась неровная дыра с оплавленными краями). Харви, наш рулевой, безучастно сидел в кресле у штурвала. Он взглянул на меня и расплылся в болезненной улыбке: я заметил громадный синяк у него под глазом. На разбитом пульте мигали огоньки. Тамме все-таки подключил резервную цепь.

Харви нажал кнопку на пульте, и где-то в задних отсеках взвыл пусковой двигатель. Один из двух дизелей ожил, корпус корабля затрясло, как в лихорадке. Потом включился второй, и вибрация исчезла. Рокот моторов стал ровнее. Зажужжала лебедка, и якорный трос потянулся вверх. Ничего приятнее я не слышал за всю свою жизнь.

Можно было отправляться домой. Рулевой положил руки на штурвал.

Я уже забыл про свои обещания, про золото, про вонючего тюремщика Эйнара… но тут его тяжелая лапа улеглась мне на плечо: