Что касается Черчилля, то он признавал собственные ошибки. Читая одну из своих записок 1940 года, он отметил на полях: «Заметьте, я ошибочно предполагал, что база защищена с суши. Ужасно!» Частично это признание войдет в окончательную редакцию. Но основная проблема заключалась не в отсутствии должного контроля и своевременного обнаружения незащищенности базы с суши. Капитуляция Сингапура стала еще одним подтверждением того, что взгляды премьер-министра устарели. Черчилль воспринимал Сингапур, как крепость, возвращаясь во времена своего предка генерала Мальборо и оставляя за рамками современное сочетание армии, авиации и флота. Кроме того, он недооценил японские войска и оголил дальневосточный участок за счет реализации средиземноморской стратегии. Подобная тенденция будет наблюдаться и дальше, когда японцы станут угрожать Австралии. Последняя будет требовать помощи от метрополии, но встретит непонимание на Даунинг-стрит. Определенные следы нарастания напряженности в отношении с австралийским руководством найдут свое отражение в четвертом томе.

Второй эпизод, на котором фокусируется внимание автора, также связан с военным провалом — падением в июне 1942 года Тобрука. Как и в случае с Сингапуром, войска союзников оказались плененными армией, которая уступала им в численности. Сдача Тобрука стала очередным ударом по репутации премьера, ярого апологета военных действий в Северной Африке. Кроме того, Черчилль лично приказал держать Тобрук, а также гарантировал США, что порт останется недосягаемой целью для танковой армии противника. Теперь его обещания были пущены по ветру. Контекст омрачало и то, что информация о поражении в битве при Газале и неожиданной, позорной капитуляции Тобрука была доложена главе британского правительства во время его переговоров с Рузвельтом. «Это был один из самых тяжелых ударов, который я перенес во время войны», признавался Черчилль в мемуарах, добавляя, что «одно дело — поражение, другое — бесчестье».

Когда Черчилль взялся описывать события в Тобруке, ему предстояло объяснить причину это провала. Проведенные Паунэллом исследования показали существенные различия между немецкими и британскими танками, причем не в пользу последних. Генерал подготовил солидный отчет на эту тему, который первоначально планировалось использовать в качестве основы для написания отдельной главы об особенностях конструкции и тактико-технических характеристиках различных моделей. Затем Черчилль решил ограничиться использованием черновика Паунэлла в приложении. Но в дальнейшем отказались и от этой затеи, практически полностью исключив подготовленный текст.

Одновременно с изучением вооружения Паунэлл отправился за поиском ответов в британские архивы. Анализ документов Военного министерства и военного кабинета показал, что в начале 1942 года база в Тобруке в основном использовалась для организации наступления. Поэтому главнокомандующий на Среднем Востоке генерал Клод Окинлек принял решение не предусматривать оборону Тобрука в случае его осады. По письменному распоряжению Окинлека минные поля, окружающие порт, были обезврежены, колючая проволока демонтирована, танковые рвы — засыпаны песком. Черчилль попросил Паунэлла уточнить, было ли известно об этом распоряжении в Лондоне, на что генерал ответил, что никаких свидетельств на этот счет ему обнаружить не удалось. Однако, как станет известно из опубликованных в 1957 году мемуаров генерала Джона Кеннеди (1893–1970) из Военного министерства, его ведомство действительно получило приказ Окинлека в начале 1942 года. Правда, тогда ему не придали должного значения.

В историю генерал Окинлек вошел не самым успешным военачальником, однако в отношении Тобрука он придерживался вполне разумного подхода, опирающегося на реалии войны в пустыне. Оборона отдельных баз и участков пустыни нередко является тяжелым и непропорционально затратным мероприятием с точки зрения тактической ценности получаемого результата. Окинлек не видел ничего критичного, если в случае успешного наступления противника он отведет свои войска к Эль-Аламейну, где организует основную линию обороны, будучи защищенным с юга непроходимой безводной впадиной Каттара. Черчилль же мыслил в категориях психологической войны и большой политики, для него любое отступление было фатально, а капитуляция, подобная сдаче Тобрука, — настоящей катастрофой. Хотя, по мнению современных исследователей, если бы не мелодраматизм Черчилля, значение этого эпизода в послевоенной историографии, несмотря на всю горечь поражения, получило бы менее резкие оценки.

Тобрук был нужен Черчиллю не только из-за политических и стратегических причин. Он показал надир, к которому привели военные усилия британцев после двух лет премьерства нашего героя, и как драматург войны Черчилль хотел подчеркнуть это. Затем начнется возрождение, и первым верстовым столбом на этом пути станет победа в битве при Эль-Аламейне в начале ноября 1942 года.

Одновременно с победой при Эль-Аламейне происходило другое знаковое событие. И имя этому событию — Сталинград, о котором Р. Шервуд сказал, что оно «изменило всю картину войны и перспективы ближайшего будущего». Современный британский исследователь Макс Гастингс указывает, что героическая оборона Сталинграда с разгромом шестой армии под командованием фельдмаршала Фридриха Вильгельма Паулюса (1890–1957) была «намного важнее Эль-Аламейна». Аналогичной точки зрения придерживаются и другие зарубежные исследователи, например член Британской академии профессор Д. Рейнольдс, который отмечает, что события на Волге «затмили во всех отношениях» победу в пустыне. «Эль-Аламейн мог быть проигнорирован немецкой пропагандой — все-таки большинство армии Роммеля составляли итальянцы, — но катастрофу у Сталинграда нельзя было скрыть от немецкого народа, — объясняет ученый. — По радио на протяжении трех дней исполнялась торжественная музыка, включая снова и снова Траурный марш Зигфрида из оперы Вагнера „Гибель богов“. Миф о Гитлере больше никогда не восстановится».

Какое место в своем произведении Черчилль отводит событиям на Волге? Он представляет их как «решающую победу русских армий», а также восхищается стойкостью советских граждан, которых «ничто не могло сломить» и которые «со страстным упорством сражались среди развалин своего города». Но не стоит обманываться столь лестными речами. Например, в другом месте, описывая двухлетнюю борьбу в Новой Гвинее, он заявляет, что «эта кампания принадлежит к числу труднейших в истории войн ввиду упорного сопротивления врага, трудных условий местности, страшных потерь от болезней и отсутствия средств связи». А о Тунисской кампании, приведшей к пленению двухсот пятидесяти тысяч солдат противника, он говорит, что «никто не может спорить с величием этой победы». По его словам, она «сравнима со Сталинградом».

Если же говорить об объеме изложения, то Сталинградская битва представлена не просто скромно, а оскорбительно скромно. Описание решающих событий на Волге занимает в «Повороте судьбы» (напомним, объем книги составляет тысячу страниц) всего пять страниц, из них четыре страницы текста и две карты на полстраницы каждая. Причем этот небольшой объем распределен между двумя главами и разделен более чем сотней страниц. Кроме того, основной текст написан генералом Паунэллом, а Черчилль добавил лишь несколько вводных предложений о «гигантской драме, развернувшейся около Сталинграда». Но и это еще не все. Описание Сталинградской битвы могло вообще не появиться в книге. В версии от июля 1950 года, которая рассматривалась, как близкая к финальной, содержалось лишь два кратких упоминания грандиозных событий, да и то в корреспонденции британского премьера. Прочитав рукопись, Ривз нашел такое положение дел «неприемлемым». По его мнению, знаковой победе Красной армии должна быть посвящена отдельная глава, либо текст на несколько страниц с отражением ставшего на весь мир известным города в названии главы.