Она усадила его на пол возле камина и накинула на него одеяло. Его губы окрасились в синий, а сам он был таким бледным, что казалось, будто мороз пробрался под его кожу. Рен положила руки на его грудь. Он замерзал, его сердце билось слишком слабо. Почти мертвый, потому что спас ее несчастную жизнь.

– Это все моя вина, – прошептала она. – Я такая идиотка. Эгоистичная, безрассудная идиотка.

Он опустил веки.

– Понимаю.

Он понимает? Было так много вещей, которые нужно было сказать. Так много вопросов, которые нужно было задать. Так много упреков высказать. Однако прямо сейчас он был нужен ей живым. Остальное не имело значения.

– Ты определенно не в себе. Тебе нельзя спать.

– Я не сплю, – возразил он.

Затем его глаза закрылись.

Рен выругалась и тут же принялась за работу, вливая в него последние крупицы магии. Ей было необходимо ускорить его метаболизм. Как только его состояние стабилизировалось, а лицо покрылось румянцем, она рухнула рядом, полностью израсходовав свою магию. Хотя она не собиралась засыпать, так как хотела убедиться, что он продержится ночь без нее, успокаивающий жар огня и умиротворяющее тепло его тела за считаные секунды погрузили ее в сон.

Когда Рен вновь открыла глаза, первое, что она увидела, – огонь. За сеткой, закрывающей очаг, под потрескавшейся пепельной кожей поленьев мерцали оранжевые язычки. Огонь выдохнул сноп искр, согревая ее лицо.

«Жива, – казалось, напоминал ей жар. – Ты жива».

Она тихо застонала от неприятной реальности. Тупая боль все еще пульсировала в задней части ее черепа, а все суставы опухли от перенапряжения. Когда она потерла глаза и пришла в себя, то поняла, что уютно устроилась под одеялом. Глубокая усталость кристаллизовалась в костях, и она подумала, что никогда не сможет избавиться от холода под кожей.

Или вины.

Она перевернулась и увидела, что Хэл уже проснулся и сидел, опираясь на несколько подушек, которые стащил с кровати. В свете пламени он был похож на картину маслом, до боли красивый и текстурный. Рен потянулась к нему, чтобы проверить его жизненные показатели, но Хэл отпрянул.

– Не надо, – устало, но уверенно произнес он.

Как бы ни было больно, она заслужила его недоверие.

– Ты должен был оставить меня там и спастись сам.

– Возможно. – Свет от камина плясал в его глазах. – Я все еще твой пленник?

– Да. Так что ответь на вопрос. Зачем ты это сделал? Зачем ты спас меня?

– Моя жизнь за твою. – Это прозвучало так официально, словно между ними никогда ничего не было. – Я оплатил свой долг перед тобой.

– У тебя не было передо мной никакого долга. – Она не смогла скрыть раздражение в голосе. – А если и так, то я все еще твоя должница. Однажды ты уже пощадил меня.

– О чем ты говоришь?

– Ты сказал, что не помнишь этого, но я помню. В день битвы на реке Мури ты видел меня. Я исцеляла женщину в зарослях берез, когда кто-то напал на тебя. Ты убил его, и я думала, что стану следующей жертвой. Но нет. Ты просто ушел. – Рен притянула колени к подбородку. – С тех пор я постоянно задавалась вопросом, почему ты меня пощадил.

– К тому времени я уже сдался, – мягко сказал он. – Я бы не напал на тебя первым.

Рен крепче обхватила себя.

– Возможно, тебе стоило это сделать. Я исцелила тебя только для того, чтобы похитить и доставить живым во дворец. В этом вся правда. Так что… Теперь ты знаешь, что я эгоистична и жестока. Теперь ты наверняка сожалеешь, что спас меня.

– Я видел жестокость. Ты не жестока. Ты просто напугана.

– Что ты можешь знать?

Он ничего не ответил. «Как обычно». Неужели они правда вернулись к этому? Вернулись к напряженной тишине и спорам? Но даже сейчас Хэл Кавендиш относился к ней с большей добротой, чем она заслуживала. С большей добротой, чем она сама относилась к себе, – с гораздо большей добротой, чем она относилась к нему.

Ее сумка с припасами лежала на расстоянии вытянутой руки. Она схватила ее, радуясь теплой коже в холодных руках, и порылась, пока не нашла фляжку, до краев наполненную бренди. Рен не была уверена, жаждала ли она его из-за обжигающего горло тепла или ради отвлечения, но сделала глоток и передала фляжку Хэлу.

Он настороженно понюхал содержимое и скорчил лицо.

– Это не наркотик, – с горечью произнесла она. – Просто выпей. Оно поможет.

Они оба поднялись на нетвердых ногах. Пока она вытаскивала жесткие мокрые волосы из шиньона, он сделал глоток бренди и прислонился к стене. Он наблюдал за ней, как делал раньше. Из-за этого где-то внутри поднялась горячая волна возмущения, которое Рен сама не понимала.

– Чем я расстроил тебя сейчас? – спросил он.

Рен сократила расстояние между ними и толкнула его. Хэл едва сдвинулся с места, что только усилило ее раздражение. Потому что, конечно, она не могла сдвинуть Кавендиша с места даже сейчас, когда чуть не убила его.

– Ты спас меня. – Каждое слово она сопровождала ударом кулаком в его грудь. – Я твой враг. Я пыталась похитить тебя. Ты – Хэл Кавендиш, самый расчетливый и последовательный человек, которого я когда-либо встречала. Это нелогично. Это плохое решение – это же очевидно! Как ты можешь быть таким самоотверженным, таким…

– Эмоциональным? – Хэл схватил ее запястья достаточно сильно, чтобы она перестала его бить. Его руки были обветренными и шершавыми от мозолей. И такими холодными. Он улыбнулся, но это была недобрая улыбка. – Это то, во что ты до сих пор веришь? Что я совершенно ничего не чувствую?

«Эмоциональным».

Слово обожгло. Ей захотелось плакать, хотя она и не понимала причины. Замешательство, желание и надежда – все чувства пойманы в ловушку. «Твое сострадание однажды убьет тебя», – сказала ей Уна. Так долго ей вбивали эту истину. В Королевской Гвардии нет места доброте и состраданию. Но сегодня доброта Хэла спасла ее, и Рен не понимала, какой в этом был смысл.

– Да, – почти беззвучно призналась она. – Эмоциональным.

Хэл отпустил ее. Кожа начала зудеть, словно требуя вернуть ощущение его руки на ее. Хотя отблески очага все еще окрашивали его глаза в оранжевый цвет, огонь в них погас. Мерцающие тени подчеркивали темные круги под глазами, края скул.

– Ты, должно быть, устал, – сказала она.

Он кивнул.

– Тогда давай немного поспим и… – Рен оглянулась через плечо и наконец заметила односпальную кровать, стоящую в центре комнаты. Страх и желание слились у нее в