Затем он взглянул на меня.

– Но проблема действительно есть. Все началось с того, что Дон пропустил сонограмму.

– Черт, – сказал Дейв. – Я для этого случая взял отгул, впервые в жизни. Ты пропустил важное дело, Дон.

– Я видел снимок, – возразил я, желая оправдаться. Потому что я действительно напортачил.

– Это другое. Мы увидели, как ребенок двигается, – я имею в виду, что после всех усилий мы наконец поняли: вот он, – рассказал Дейв.

Он разволновался.

Джордж вынул бутылку из-под стола, и я достал штопор. Бейсбольный сезон давно закончился, и мы сидели в пиццерии «Артуро» в Гринвич-Виллидж. Джордж был чрезвычайно щедр на чаевые, что позволяло нам нарушать правила и приносить с собой до смешного дорогие тосканские вина, которые, как утверждал Джордж, он теперь предпочитал элю. Пауза в разговоре дала мне возможность подумать.

Джин попробовал вино.

– Как тебе? – спросил Джордж.

– Вино? Всего лишь одно из десяти лучших, которые я пробовал в жизни. И пью я его в компании с тремя товарищами в шикарной пиццерии. Вот только не надо было мне заказывать пиццу «Диаволо». А что касается Дона и Рози…

Джин сделал круговое движение бокалом, слишком маленьким для дегустации вина.

– Что касается Дона, то надо смотреть правде в глаза. Рози не верит, что он справится с ролью отца. Вспомним к тому же о повторяющихся моделях поведения. Рози выросла с единственным родителем и, возможно, поэтому полагает, что такая же судьба ждет ее ребенка.

Практической пользы для себя в рассуждениях Джина я не увидел. Я не мог изменить прошлое.

Дейв молчал, доедая свою порцию первой пиццы, заказанной на всех, потом заговорил:

– Я пытаюсь наладить холодильный бизнес. Это похоже на игру в бейсбол. Все, что я могу, – это стараться каждый день и надеяться, что рано или поздно результат придет. И что до тех пор Соня не махнет на меня рукой. Все, что Дон может сделать, – стараться изо всех сил и надеяться, что Рози это оценит.

Дейв был прав. Все, что я мог, – это попытаться стать самым лучшим отцом, каким мне только дано быть. Начало было положено. Рози этого не знала, но я так успешно взаимодействовал с ребенком, что у него повысился уровень окситоцина. Однако предстояло сделать еще больше.

Советы по поводу переживаемого мною кризиса я получил от 42,8 % своих друзей, включая моего нового друга Джорджа. В сухом остатке они сводились к двум мыслям: «Проблема существует» и «Не сдавайся».

Я решил не звонить Эслерам. Я не хотел, чтобы помимо Рози, Джина, Джорджа, Дейва, Сони и Стефана (!) еще и они были в курсе того, что проблема существует.

Оставалась Клодия. Лучший в мире психолог.

В этот раз, когда мы связались по скайпу, она предпочла говорить, а не писать. Я не понял, от чего зависит ее выбор, но скорость голосовой связи позволила мне изложить суть проблемы меньше чем за час.

Клодия изложила свои выводы почти сразу, как только я закончил:

– Рози ищет совершенную любовь. Она идеализирует то, что она потеряла раньше, чем смогла понять, что совершенной любви не бывает.

– Это слишком абстрактно.

– Ее мать умерла, когда Рози было десять лет. Даже если отношения ее родителей и не были идеальными, Рози не представилось шанса об этом узнать. И она отправилась на поиски идеального отца, которого, естественно, не существует, а нашла идеального мужа.

– Я не идеален.

– По-своему ты идеален. Ты веришь в любовь больше, чем любой из нас. Ты ничего не держишь за пазухой.

– Ты считаешь, что я не способен оперировать долгосрочными понятиями, что мой мозг устроен слишком схематично.

– Ты ведь не собираешься когда-либо обманывать Рози?

– Нет, конечно.

– Почему?

– Потому что это неправильно. – Я осознал, что я говорю. – Если только это не брак без взаимных обязательств.

– Дон, не будем об этом. Речь о тебе и Рози. Но в какой-то момент она должна была обнаружить, что ты живой человек. Ты можешь забыть важную дату, ты не читаешь ее мысли…

– Дату я вряд ли забуду. А вот чтение чужих мыслей – это моя слабая сторона.

– Поэтому теперь она вновь ищет идеальную любовь.

– Повторяющиеся модели поведения, – произнес я.

– Где ты этого набрался? Ладно, можешь не отвечать, и так знаю. Но в данном случае все верно. И судя по тому, что ты рассказываешь, она не считает тебя способным дать ей эту идеальную любовь. Быть собой – отличный способ, если дело касается только вас двоих, но в случае с ребенком он не работает. С ее точки зрения.

– Потому что я не рядовой отец.

– Возможно. Но быть рядовым отцом в этом случае недостаточно. Проблема в ее видении фигуры отца. У нее ведь были противоречия с собственным отцом?

– Все проблемы во взаимоотношениях с Филом разрешены. Теперь они друзья.

При этом я не забывал, что сказал Джин о проблемах, возникших в детстве.

– Это не может изменить ее прошлое. Это не может изменить ее подсознание.

– И что же мне делать?

– Это самый трудный вопрос. – Я начал приходить к выводу, что ученым-психологам следует уделять больше времени решению проблем. – Продолжай работать над тем, чтобы стать хорошим отцом. Может быть, стоит обсудить это все с Рози. Но избегай тех терминов, которые я использую.

– Как я объясню, что имею в виду, если не буду применять эти термины в ходе дискуссии? Это все равно, что рассказывать про генетику, не упоминая аббревиатуру ДНК.

– Верно. Тогда продолжай стараться. Пусть Рози знает, что для тебя это важно.

Проблема существует. Не сдавайся.

– И вот что еще, Дон…

Я ждал, когда Клодия закончит мысль.

– Ты лучше ничего не говори Джину, но я кое с кем встречаюсь. У меня отношения с другим мужчиной. Так что не стоит беспокоиться о нас с Джином. Это уже в прошлом.

Я решил, что разговор окончен, и выключил связь.

Но Клодия прислала еще два сообщения:

Этап сбора данных в проекте «Матери-лесбиянки» завершился, и я посмотрел черновой отчет. По моей просьбе Б3, полезная медсестра, отправила мне необработанные данные, которые я проанализировал сам. Результаты оказались любопытными, они, безусловно, расширяли представление о данной области. Отчет можно было улучшить разными способами, и я направил свои предложения Б2. Она не ответила, зато Б1 потребовала встречи с деканом, на которую он пригласил и меня.