– Прошу прощения за опоздание, – произнес он, усаживаясь в свободное кресло. – Дела, знаете ли...

Нина сочувственно кивнула. Теперь, когда она тянула на себе груз проблем, связанных с рестораном, она стала больше понимать собственного мужа. Ее дела собирались в кучу, как снежный ком, и она чувствовала, что не в состоянии контролировать все одновременно – свой бизнес и свою жизнь. Тем более что на дворе стоял июль, месяц, который она традиционно проводила на отдыхе с детьми и подругами. Теперь вместо восхитительного аромата моря в ансамбле с пьянящими нотками цветущих магнолий она день за днем вдыхала запахи краски и сырости. Только упрямство не позволяло ей явиться к мужу с повинной и слезной просьбой забрать «Подворье» назад. Теперь условия сделки, предложенные ей Лыковым, изначально казались просто райскими.

– Я подготовила два проекта соглашений, которые и предлагаю сейчас вашему вниманию, – проговорила Дубровская, раздавая всем участникам встречи заранее распечатанные копии документов. – Папка со значком «А» содержит не только соглашение об определении места жительства детей, но еще и договор о режиме общения с родителями. Конечно, я учла пожелание моего клиента взять на себя воспитание малолетнего сына, но и не могла не принять во внимание положения Семейного кодекса, признающего равные родительские права обоих супругов. Нина Андреевна сможет забирать к себе сына на выходные плюс еще один дополнительный день в неделю по ее выбору. Разумеется, она сможет проводить с сыном отпуск. По согласованию с бывшим мужем, вне зависимости от дня недели, ей будет позволено отмечать с ребенком праздники и памятные даты: дни рождения, Новый год, Рождество...

Лиза украдкой взглянула на своего клиента, удивленная уже тем, что он позволил ей столь длинный монолог и даже ни разу не прервал ее. Но Лыков пребывал в состоянии отрешенности и только по внезапно возникшей паузе понял, что все ждут от него какой-то реакции.

– А? М-да... продолжайте. У вас там, кажется, было еще что-то под значком «Б», – сказал он, словно соглашаясь со всем, что было уже оглашено.

– Позволь, Семен, может, ты изменил свое решение насчет Василька? – вмешалась Нина и, обернувшись к адвокату, пояснила: – Мальчик сейчас живет у меня и чувствует себя превосходно.

Семен Петрович поморщился. Он все еще помнил ту безобразную сцену, которая разыгралась в его новой квартире в тот самый день, когда Лика, ослушавшись его, отвела мальчика к матери...

* * *

...Он никогда еще не вел себя столь грубо по отношению к своей красавице, как в тот вечер, явившись с работы с головной болью и твердым осознанием того, что все его используют. Он вспылил и наговорил молодой женщине много колкостей, о которых вскоре пожалел. Ну, в самом деле, откуда мог взяться у нее материнский инстинкт? Василек ей не сын, да и сама она только что вышла из возраста, в котором играют в куклы. Откуда ей знать, что делать с трехлетним ребенком, чем кормить его и где гулять? Чертова нянька сбежала, оставив двух детей на произвол судьбы, и ему следовало быть с девочкой помягче, если он рассчитывает получить от нее наследников. В противном случае он только укрепит ее в мысли, что все дети – обуза и вешать эту ношу на шею нужно как можно позднее.

Лыков попытался утешить девушку испытанным способом, но потерпел неудачу. Сказывался напряженный рабочий день и усталость. Мысли о том, что всему виной мог быть его возраст, он гнал от себя с ужасом суеверного человека, встретившего на своем пути черную кошку. Когда ситуация повторилась и на следующую ночь, он всерьез обеспокоился. Тут уж речь не шла об отбирании Василька у матери. Семен Петрович старался изо всех сил упрочить свою пошатнувшуюся мужскую репутацию. Он сводил свою музу в кино и в ресторан. Потом, сославшись на усталость, лег раньше обычного. На завтра была вечеринка в модном клубе и новое платье в подарок. Но дорогие подарки и интересный досуг не могли стать заменой сексуальных отношений. Это господин Лыков понимал с пугающей ясностью. Тем не менее он решил принять предложение Лики навестить ее друзей. Идея ему категорически не нравилась. Но он не посмел, в свете последних событий, лишить бедную девочку еще и общения.

Намечалась вечеринка в ретростиле, и Семен Петрович с тревогой ожидал, что окажется там лучшим образчиком ушедшей эпохи. Он выбирал одежду особенно тщательно, проявляя вкус и чувство меры. Но Лика только пожала плечами, увидев его на пороге спальни уже готовым к выходу в свет.

– Что-нибудь не так? – забеспокоился он.

Та утвердительно кивнула:

– Ты выглядишь слишком современно. Это никуда не годится.

Прежде чем он успел ей возразить, она сорвалась с места и умчалась в сторону гардеробной, откуда вернулась через тридцать секунд. В руках ее был галстук отвратительно яркой расцветки в красный горох.

– Надень вот это, – попросила она. – Будешь похож на стилягу.

Семен Петрович запротестовал. Он не хотел быть похожим на стилягу и тем более на престарелого идиота, вырядившегося в чужие тряпки. Он попытался объяснить молодой женщине, что выставит себя на посмешище, явившись в таком виде на вечеринку к ее друзьям, но она и слышать ничего не хотела.

– В таком виде ты выглядишь потрясно! – говорила она, а его от этого словечка «потрясно» буквально трясло. – В этом галстуке тебе можно дать только тридцать!

Он кивал головой, но на душе у него было пасмурно. Сам себе он сейчас напоминал старый чемодан, который хозяева достали с антресолей, смахнули тряпкой пыль и наклеили пестрые наклейки. Но бедная девочка в последнее время и так имела не много поводов для радости. Короче, Семен Петрович готов был принести себя в жертву.

Его самые худшие ожидания начали сбываться почти сразу же, как только они с Ликой переступили порог просторной квартиры. Помещение было битком набито молодежью, которую теперь принято относить к категории «золотой». Целое скопище праздных сынков и дочек, для которых жизнь была чем-то вроде увеселительного аттракциона с обязательной раздачей призов. Они все время где-то учились, не работая по специальности ни дня; находились в вечном поиске смысла жизни, пробуя запретные удовольствия на вкус; проматывали деньги своих родителей в бутиках и ночных клубах. В такой среде было принято снисходительно относиться к попыткам решить свои финансовые проблемы за счет богатых «папиков» и «мамаш». Поэтому появление Лики под руку с джентльменом, превосходящим ее по возрасту в два с половиной раза, не вызвало ни удивления, ни осуждения. Несмотря на это, господин Лыков почувствовал себя неуютно среди гуляющего молодняка. При мысли о том, что здесь он может встретить друзей своей дочери, спина его покрывалась холодной испариной. Это был их мир, с его законами и неписаными правилами, а Семен Петрович в своем галстуке в горох казался кем-то вроде приглашенного клоуна. Он не мог хохотать во все горло, хлопая товарища по плечу; не мог так двигаться под музыку, как это делали молодые парни; он не мог стаканами глушить виски, забыв про свою язву.

Он весь вечер просидел за барной стойкой, потягивая через соломинку коктейль и глядя на гуляющую молодежь с изрядной долей раздражения. Особую антипатию он испытывал к одному из них, высокому, прекрасно сложенному парню, с белозубой улыбкой кинозвезды и с замашками юного ловеласа. Тот перетанцевал с самыми красивыми девушками на вечеринке, периодически удаляясь то с одной, то с другой в ванную комнату. Когда он возвращался в комнату, на лице его светилась довольная улыбка.