Елизавета столкнулась с прокурором Латыниным в коридоре областного суда. В ее расписании не было назначенных процессов, и она направлялась в канцелярию уладить необходимые формальности.

– А! Елизавета Германовна! – обрадовался обвинитель. – Мое почтение. Почиваете на лаврах?

Дубровская была настроена благодушно. Злая ирония, едва прикрытая нарочито веселыми словами приветствия, не ранила ее абсолютно. Что бы ни случилось, она вышла из судебного поединка победительницей, и не ее вина, что некоторым это пришлось не по вкусу.

– У меня все хорошо. Спасибо, – сказала она с улыбкой.

– Выглядите великолепно, – продолжил обвинитель, оглядывая ее с головы до пят. На Дубровской были широкие летние брюки с яркими синими цветами и такой же жакет. Соломенную шляпку, опоясанную синей лентой, она оставила в машине. Не стоило смущать консервативный юридический мир своим курортным видом. – Признаться, я немного волновался за вас, когда при оглашении вердикта вы вдруг потеряли сознание, – продолжал заливаться соловьем Латынин.

– Теперь все хорошо. Это были последствия переутомления.

– Ну, как же, как же! Столько работы, столько волнений. Плюс, наконец, такое неожиданное решение присяжных. Ведь от обвинительного вердикта вас отделяла пустяковина – всего лишь один голос, – сказал прокурор, вкладывая в свои слова какой-то особый смысл. – Один голос «виновен», и ваш романтический герой оказался бы запертым в темнице лет так эдак... на пятнадцать. А? Какая тонкая грань?! Вы согласны?

– Я думала, что наши дебаты закончились судебными прениями, – мягко улыбнулась Дубровская. – Нет нужды сейчас утомлять себя спорами. Вы знаете не хуже меня, что судьбу Бойко решили присяжные, а не мы с вами. Они вынесли свой вердикт. Зачем теперь его ставить под сомнение?

– Нет-нет, категорически не согласен! Зачем же умалять свои заслуги, Елизавета Германовна! Конечно, присяжные подвели итоги, но без нас с вами они вряд ли смогли бы принять решение, так ведь?

– Ну, в общем-то так, – неохотно признала Лиза. Ей был не впору лавровый венец победителя, который прокурор так упрямо пытался сейчас на нее напялить. – Но вам ли не знать, насколько непредсказуемыми могут быть присяжные, решая вопрос о виновности или невиновности? Итоговый счет шесть на шесть – лучшее тому подтверждение.

Но Латынин не собирался легко сдаваться. Его приветствия и дежурные комплименты в ее адрес были не более чем прелюдией, приличествующим случаю вступлением, за которым следовал уже конкретный разговор.

– У некоторых защитников может сложиться неправильное впечатление о том, что нужного вердикта от присяжных можно добиться, манипулируя чувствами людей. Они давят на эмоции, вышибают у бедных граждан слезу и рассчитывают на их доброту и всепрощение. Удивительно, но вы, Елизавета Германовна, к их числу не относитесь...

– Спасибо большое, – проговорила Дубровская в ответ на неожиданный комплимент. Она недоумевала, чего от нее добивается прокурор. Он говорил ей приятные вещи, но в глазах его отражалось холодное бешенство. Должно быть, свой главный козырь он до поры до времени прятал в рукаве.

– ... вам не по душе шаблонные решения некоторых ваших коллег. Вы не будете хныкать, выпрашивая у присяжных подачку в виде снисхождения. Вы мыслите масштабно. Вы смелы и готовы к риску. Вы способны поиграть с доказательствами. А? – Он хитро прищурился, выстрелив в нее цепким взглядом. – Елизавета Германовна, скажите честно, как коллега коллеге, вам есть что рассказать мне по секрету?

– Не представляю, что вы имеете в виду, – холодно заметила Дубровская. Ее противник отбросил церемонии, и стало ясно, что заговорил он с ней не из праздного интереса.

– Так ли уж не представляете? – недоумевал прокурор. – Откуда взялась в процессе некая Порошина Алена Дмитриевна? Милая девушка с трудной судьбой. Это был блестящий ход с вашей стороны, и я, как профессионал, снимаю перед вами шляпу. По сути, ее показания никакого отношения к делу не имели, и старина Глинин, конечно, дал маху, позволив вам ее допросить. Кто бы тогда знал, чем это все обернется! Эффект превзошел все ожидания. Присяжные клюнули на вашу уловку и поверили в то, что молодой врач способен отказаться от имущества Песецкой в пользу юной сироты. Конечно, это был бред, но некоторые, истосковавшиеся по романтике присяжные (из числа, как я понимаю, дам), приняли его за чистую монету.

– Ваш детальный анализ результатов дела очень интересен, но он явно не заслуживает того, чтобы вы производили его наспех, в коридоре, – сказала Лиза, делая попытку обойти прокурора стороной. – Почему бы нам потом не встретиться и не обсудить все как-нибудь за чашечкой чая?

Латынин преградил ей дорогу. Со стороны могло показаться, что он с ней заигрывает. На его губах играла улыбка, но глаза оставались холодными, как полыньи.

– Лиза, Лиза! – укоризненно произнес он. – Вы верите в несокрушимую силу ваших женских чар? Думаете обмануть меня хлопаньем ресниц? Не получится. Знаете, почему? Я умею отделять свои служебные обязанности от личных дел. Не то чтобы я был равнодушен к таким пикантным особам, как вы. Но... – Он задумался, словно потерял мысль. Должно быть, его сбило с толку ее декольте, выставляющее напоказ загорелую кожу и симпатичную ложбинку между грудями, которую он так и не успел рассмотреть в процессе. – Но! Я отвлекся... Так где вы взяли столь замечательную свидетельницу?

– Ее координаты мне предоставил Виталий Бойко, – проговорила Лиза, задрав нос и улыбаясь, в то время как пронизывающий холод дошел уже до пяток. Она поняла, что государственный обвинитель раскрыл секрет защиты, и не знала, как теперь к этому относиться. Ведь, по мнению Латынина, имел место заговор между подсудимым, защитником и свидетелем.

– Я проверил гражданку Порошину на предмет прошлых судимостей. Не то чтобы я надеялся что-то найти, скорее так, для порядка. Но выяснился интересный факт. – Он лукаво посмотрел на Лизу. – Не хотите узнать какой? Или вы уже в курсе?

– Понятия не имею, – сказала Лиза, и это было чистой правдой. Она уже знала о том, что Порошина была актрисой. Неужели сейчас выяснится, что она играла на тюремных подмостках?

– Ее судили за мошенничество. Самая подходящая статья для некоторых одаренных особ. Мошенники чаще всего симпатичны и вызывают доверие. Вот я и подумал, не рассказала ли нам девушка очередную сказку?

– Ну и...

– Ну и потребовалась тщательная проверка. Кто она, ваша Порошина? Кто ее родители? Правда ли, что она – дочь Песецкой? – Прокурор несколько успокоился, чего нельзя было сказать о Елизавете. Каждое слово Латынина отзывалось в ней глухой болью. – Родители Порошиной уже умерли, и нет никаких данных о том, что ее когда-нибудь усыновляли. Мать, по некоторым свидетельствам, работала техничкой в школе. Отец подвизался шофером, но пил горькую. Так и умер от алкогольного отравления. Жили они скромненько. Сами понимаете, им было не до усыновления чужих детей. Так что показания Алены – это вымысел от начала до конца.