По возвращении из Среднего Наньшаня в Сучжоу, я провел 11 дней в доме Сплингерда. Нужно было послать за верблюдами, находившимися на отдыхе на окраине оазиса, и организовать отправку всей собранной от Пекина коллекции. Для того чтобы везти ее с собой, потребовалось бы нанять или купить еще 5–6 верблюдов. Поэтому я решил нанять большую китайскую телегу, нагрузить на нее коллекции и отправить вперед прямо в Кульджу, в русское консульство. Нужно было найти надежного возчика и получить для него из ямыня уездного начальника свидетельство, что он везет научные коллекции русской экспедиции и поэтому не подлежит реквизиции и таможенным сборам. Для упаковки коллекций были уже заказаны ящики, и теперь с утра до вечера я был занят укладкой; заполненные ящики зашивались в сырые бычьи шкуры, чтобы образцы не подмокли и не растерялись. В напряженной работе быстро прошли 11 дней. Наконец все было кончено, телега отправлена, караван в сборе, нанят китаец – проводник до г. Хами, и мы простились с гостеприимным домом бельгийца, оказавшего большую помощь моей экспедиции. К сожалению, сам Сплингерд все еще не вернулся из командировки на золотые прииски в Кашгарии.

17 июля мы прошли до г. Цзяюйгуань по знакомой уже дороге, а на следующий день свернули с большой дороги на север, к подножию невысокой цепи скалистых гор, состав которых я хотел изучить. В сухом русле, которое вело к горам, вскоре появилась вода в виде ключей, и получилась порядочная речка, которая пересекает горы по ущелью. У начала его мы раскинули свои палатки на окраине болотистой лужайки, которая дала животным хороший корм. Я раздобыл несколько горных куропаток и диких голубей в дополнение к привезенным из города огурцам и редиске. Вода, появившаяся в сухом русле, которое тянулось от Наньшаня, конечно, происходила из его источников, но, выйдя из гор, пропадала в наносах, а затем выбивалась опять наверх там, где наносы, с удалением от гор, становились тоньше. Речку подобного же происхождения мы встретили и на следующий день, пройдя по большой дороге до с. Хойхойпу, окруженного старыми тополями и глинобитной стеной, за которой, впрочем, было больше развалин, чем жилья.

Далее можно было сделать еще по большой дороге четыре перехода до г. Юймынь, откуда караванный путь в Хами сворачивает на север. Но мне хотелось пройти по неизвестной, более северной местности между низкими горами, которые тянутся вдоль большой дороги, и южным подножием Бэйшаня. В этой местности на старинных картах Китая показано несколько озер, теперь не существующих. Я хотел выяснить, почему они исчезли. Поэтому из Хойхойпу мы прошли вдоль речки Хойхойсу, пересекающей упомянутые низкие горы и давшей возможность выяснить их состав. У выхода речки из гор мы рано раскинули палатки, так как на следующий день предстоял большой безводный переход. Место ночлега было привлекательное: с одной стороны высились живописные красные утесы песчаников и глин, с другой – вдоль чистой речки тянулись заросли кустов, а высокие тополя защищали палатку от июльского солнца. Рощу населяли зайцы и голуби, что позволило запастись дичью на следующие дни.

Утром мы поднялись на заре, и первые лучи солнца застали нас среди пустыни, которая становилась чем дальше, тем бесплоднее: постепенно исчезли кустики, росшие по сухим ложбинкам; голая поверхность почвы была усеяна только мелким щебнем и галькой, отполированными песком или покрытыми лаком пустыни. Около полудня начались пески в виде отдельных барханов, барханных валов и бугров; на последних росли кусты тамариска, а в промежутках между барханами – отдельные тополя, в тени которых мы сделали привал для отдыха. Площади высохшей глины, окаймлявшей пески со стороны галечной пустыни, показывали, что весной и во время сильных дождей сюда иногда добегает вода.

Далее оголенных песков стало меньше, преобладали высокие, в 4–6 м, бугры с кустами тамариска, между ними почва была покрыта зарослями верблюжьей колючки. Затем начался настоящий сухой солончак с небольшими буграми, поросшими тамариском, но уже погибающим или погибшим. Мы шли и шли, а оазис, который составлял цель нашего перехода, все еще не показывался. На закате солнца мы наконец вышли на какую-то большую дорогу, которая шла с востока на запад, поперек нашего маршрута. Проводник признался, что он уже в пустыне потерял дорогу и взял слишком вправо, так что до оазиса еще далеко. Пришлось заночевать на солончаке; вода для людей была у нас с собой, и мы могли даже уделить лошадям по полведра, но корма не было ни для них, ни даже для верблюдов. Сильно устав после огромного перехода в жаркий день, мы не разбили палаток, а все улеглись под открытым небом, чтобы утром выйти пораньше. На следующий день мы прошли по тому же солончаку еще не менее 15 верст до оазиса Хорхыйцзэ, в который могли попасть накануне к вечеру, если бы проводник повел нас прямо на северо-запад, а не на север и северо-восток.

Оазис представлял собой пашни, группы деревьев и отдельные фанзы среди песчаных бугров с тамариском вдоль русел р. Шачжихэ, совершенно сухих. Центр оазиса составляло небольшое селение, окруженное высокой глинобитной стеной; перед воротами красовалась большая лужа вонючей грязно-зеленой воды. Я взглянул с ужасом на это водохранилище, думая о необходимости пользоваться им, так как на моих глазах к нему подошла китаянка с ведрами, зачерпнула воду и понесла к воротам. Но наши животные, непоеные уже 32 часа, отказались утолить жажду: лошади и осел только понюхали лужу и отвернулись, верблюды сделали несколько глотков.

К счастью, мы узнали у китайцев, что немного дальше по дороге на запад имеется колодец с хорошей водой. Мы дошли до него через полчаса; он находился еще в полосе того же оазиса в одном из сухих русел. Вода была заметно солоноватая, но чистая, и мы раскинули палатки в тени тополей, чтобы отдохнуть от тяжелого перехода. Корма для животных было достаточно.

Огромный солончак с тамарисковыми буграми, который мы пересекли на этом переходе, занимает дно обширной впадины между подножием Бэйшаня и цепью низких гор, параллельной Наньшаню. Несомненно, что он остался на месте довольно большого озера, в которое впадали две речки, текшие из Наньшаня. Но этот приток прекратился (в связи с ухудшением климата), и озеро начало усыхать, превращаясь в солончак, на котором росли тамариск и тополя, питаясь подземной водой. Ветер наметал песок, создавая бугры вокруг кустов на солончаке и барханы на берегах сокращавшегося озера. Таким образом, старые карты оказались верными для своего времени.

На следующий день проводник повел нас сначала на север через бугристые пески на западную окраину оазиса, где оказались небольшие источники в ямках у подошвы тамарисковых бугров. К ним подходила большая дорога с юго-востока, и мы могли прийти к этой воде накануне, если бы проводник не сбился. Здесь, уже не доверяя ему, я велел налить оба бочонка водой, несмотря на его уверения, что мы к вечеру дойдем до воды. Предосторожность оказалась не лишней, потому что на закате солнца мы были вынуждены опять ночевать в безводном месте, так как проводник пропустил колодец, бывший в стороне от дороги, а дойти до следующего оазиса, видневшегося вдали, было уже поздно. В этот день мы шли то по бугристым пескам, то среди плоских холмов, и к вечеру вошли в большую впадину с сухим солончаком, буграми тамариска, зарослями осоки и дэрису и отдельными тополями. Попадались развалины сторожевых башен и отдельных фанз, доказывавшие, что местность прежде была населена.