И вот садик готов, мы моем руки, и Алма просит, чтобы мы пошли в бассейн.

Я устала, у меня еще миллион дел, но сегодня у нее день рождения.

– Конечно, доченька. – Я надеваю купальник, и через несколько минут мы уже в воде.

– Давай играть в русалок, – предлагает Алма, барахтаясь возле меня.

Я подыгрываю ей, восхищаюсь ее фантазией и одновременно замечаю, что длинные светлые волосы падают ей на глаза.

– Доченька, давай я принесу тебе резинку для волос.

– Нет, мамочка, русалки не завязывают волосы резинкой.

– Нет, доченька, завязывают, – усмехаюсь я.

– Русалки любят свободу, – возражает она. – Их волосы тоже любят свободу.

Что ж, разумный аргумент. Как ни странно, но почти все, что говорит Алма, кажется мне разумным.

Мы играем, плещемся, воюем с королем осьминогов. Потом я вытираюсь, гляжу на телефон и вижу, что уже поздно, а мне надо успеть в продуктовый и купить что-нибудь на ужин.

Алма огорчена.

– Мамочка, почему ты уходишь? Принц плывет к нам на корабле! – В прошлом году она смотрела «Русалочку», когда болела гриппом, и с тех пор русалки у нее на первом месте среди всех сказочных персонажей.

– Доченька, мне надо забежать за продуктами. Может, папа поплавает с тобой?

Я вздыхаю, вспомнив нашу вчерашнюю ссору. В результате Виктор спал на софе, и мы с ним толком не обсудили праздник для Алмы. Или я слишком несправедлива к нему? Нет! Если прежде, до рождения Алмы, я охотно ездила с ним повсюду, то теперь все изменилось. Мы не можем подхватиться и уехать в Мехико, просто потому что ему приспичило открыть там новый ресторан. Алма любит свою школу, да и у меня неплохо складывается моя творческая карьера. Только в этом месяце у меня было три инсталляции. Да и чем ему не нравится кафе «Флора»? Оно очень популярно уже три года, с самого открытия, и недавно о нем написали в местном журнале как о самом большом сюрпризе в Сан-Диего. Почему Виктор не может удовлетвориться этим? Я гляжу на наш красивый дом, в котором я выросла, и думаю, будем ли когда-нибудь мы с дочкой или этот дом хороши для Виктора.

Когда он выходит из гостиной в патио, я отворачиваюсь.

– Привет, – говорит он. – Ты устроила замечательный праздник.

– Спасибо, – сухо благодарю я.

Он подходит ближе и пытается взять меня за руку; я позволяю ему. Он берет меня за талию, и я таю в его объятьях, как всегда, с того первого раза, когда он обнял меня в ту ночь в Париже много лет назад.

– Прости меня за вчерашний вечер, – говорил он. – Ты права. Совершенно нелепо предлагать, чтобы мы переехали в Мехико.

Я вздыхаю.

– Ты серьезно так считаешь?

Он кивает.

– Вик, я не хочу, чтобы ты злился на меня. Я не хочу, чтобы тебе казалось, будто я сковываю твои планы. – Я гляжу в его большие черные глаза. – Я не хочу жить скучной жизнью, но, – я бросаю взгляд на Алму, весело резвящуюся в бассейне, – наше место здесь.

– Да, ты права, – подтверждает он.

– Ты знаешь все про мое нелегкое детство. Я не хочу, чтобы Алма тоже прошла через такие же страдания.

– Мы остаемся, – говорит он, еще крепче обнимая меня. – Прости.

Я киваю и заворачиваюсь в полотенце. – Мы позже поговорим об этом. Мне надо принять душ и сбегать в магазин. – Поскольку Виктор все время готовит в ресторане, я стараюсь избавить его дома от этого.

– Ты присмотришь за Алмой?

– Конечно, – говорит он.

– Папочка! – радуется наша дочка, когда он подходит к бассейну и ныряет в него возле нее.

Приняв душ, я торопливо завязываю волосы в пучок и натягиваю на себя легкое платье.

– Эй, друзья, – кричу я, взяв ключи, – вас устроит семга?

– Отлично, – отвечает Виктор.

Я ищу сумочку в гостиной, потом вспоминаю, что оставила ее в моей мастерской. Да, там она и лежит рядом с картиной, которая сохнет с утра. Сегодня я встала до рассвета, чтобы поработать над этим заказом от супругов из Новой Зеландии.

Виктор сидит в шезлонге возле бассейна, когда я снова выхожу в патио.

– Не спускай с нее глаз, милый, – шепчу я, целуя его в щеку. Мы оба дрожим над Алмой, но я иногда чрезмерно ее опекаю. Она научилась плавать еще в раннем детстве, и нам не о чем беспокоиться.

– Не волнуйся. – Он откидывается на спинку шезлонга и протягивает руку за своей книгой. – Я никуда не уйду.

– Я мигом вернусь.

Семга. Мангольд. Лимон. Немного красного картофеля. О, мороженое для Алмы. Молоко. Что-нибудь еще? Я качу перед собой тележку и объезжаю одну из школьных мам (забыла ее имя), потом тороплюсь к кассам. Очереди длинные. И что мне вздумалось идти за покупками в самые загруженные часы?

По дороге домой я вспоминаю извинения Виктора и улыбаюсь. В любой семье встречаются ухабы, и мне надо радоваться, что наш совместный путь не был каменистым. Виктор совсем не походит на моего отца. Он всегда делает все, чтобы Алме и мне было хорошо. Я знаю это своим сердцем, даже если иногда моя уязвимость дает о себе знать, как это было вчера вечером.

Спрямляя дорогу, я проезжаю мимо школы Алмы; на прошлой неделе я вела урок у второклассников и рассказывала им о художниках. Алма невероятно гордилась мной. Еще четыре квартала, я сворачиваю на нашу улицу и сбрасываю скорость, заметив что-то странное: толпу на улице. Я сразу узнаю нашу учительницу музыки, миссис Уэйфер; ее рыжие волосы выделяются на фоне толпы. Подъехав ближе, я вижу, что она плачет, как и Грета, пожилая женщина, которая живет на углу и три раза в день выгуливает свою собаку Маффи. Там стоят и другие люди, незнакомые, а еще три полицейские машины, припаркованные где попало на улице, одна на дороге к… нашему дому рядом со «Скорой». Мигают огни, воют сирены.

Я ударяю по тормозам, выскакиваю из машины и бегу сквозь толпу к двери моего дома, врываюсь внутрь и… падаю на колени при виде ужасной сцены.

Алма лежит на полу в гостиной. Над ней хлопочут парамедики, надавливают ей на грудь и вдувают воздух в ее рот. Ноги не слушаются меня, я подползаю к моей дочке, тяжело дыша. Кричу, требую ответа.

– Что случилось? Она придет в себя? Что мы можем сделать?

С нее течет вода, под ее телом уже образовалась лужица. Половина ее волос была срезана или вырвана с корнем. Я кричу, и полицейский дотрагивается до моей руки.

– Мэм, – говорит он, – пожалуйста. Позвольте парамедикам делать то, что нужно.

Я киваю и дрожу с ног до головы. Где же Виктор?

– Мэм, – поясняет полицейский. – Волосы вашей дочери, очевидно, попали в фильтрационную систему бассейна.

Я качаю головой.

– Нет, нет. Я, я, я чистила ее на прошлой неделе.