Видели, как цветет волчье лыко. Видели, как плывет по озеру лодка, раздвигая веслом остатки льда. Ирма купается в лесных ручьях и болотцах. Аистам приношу лягушек. Ирма лягушек тоже нюхает. Монька ловит лягушку и полощет, бедолагу, в поилке, держа за ногу.

Барабанов танцует перед Мартой, кружится на одном месте на задних лапах и курлычет. Марта обнюхивает его, но пока дистанцию держит и фырчит.

Поменялись местами, изучают вольеры друг друга.

Хоть это хорошо.

А так – хожу, дышу, впитываю весну, как Ирма кончиками лап землю, всей шерстью своей весенней, когда вдохнешь – и теплая, нагретая солнцем шерсть волка, с запахом земли, травы, смолы, немного, разумеется, падали (если найдется, в чем поваляться), и топких луж.

Мы вас, Марина, очень любим.

15 апреля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Ирма сегодня в болотце нашла гнездо вальдшнепа. Посередине болота было деревце, а внизу под ним на кочке травы гнездо. Ирма утащила яйцо, аккуратно, не раздавив зубами. Но выронила по дороге в воду, яйцо упало не глубоко, Ирма пыталась достать, но только пузыри из воды пускала носом. Я ее не ругала, молодец, что нашла гнездо. А потом попали под дождь, промокли, в другом болотце погоняли лягушек.

Все никак не могу понять с ее щенками, глажу живот, а непонятно, что в нем (кроме еды).

22 апреля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Грустная новость. У нас, Мариночка, умер лось Фагот. Я о нем уже вам писала в своей «вечной» рукописи («вечной» – это в смысле ее неокончаемости). У него были проблемы с суставами, он с детства плохо ходил, сейчас ему было полных шесть лет, и серьезно встал вопрос с копытами. Они у него очень сильно отросли – в природе копыта, как и у лошадей, стачиваются. Год назад мы ему их обрезали, отвлекая печеньем, но это все было очень сложно.

Фаготушка был недотрога, да и залепить копытом от волнения и страха тоже мог, а копыта жизненно важно было ему обрезать, он из-за них с трудом ходил. Обрезали копыта под наркозом, а вводить лосей в наркоз (и главное, выводить) очень тяжело.

В процессе остановилось сердце и дыхание. Откачали. Практически прыгали на ребрах (лось лежал на боку), чтобы завести сердце. Мы делали, что могли. Сердечные поддерживающие уколы. Но в четыре часа утра, через сутки после наркоза, – с красивыми и ухоженными копытами, – он умер.

Был дождь, он шел и упал.

Вот такая история.

И фотография вам Фагота с Вероникой.

Зато принесли подраненного лисенка. Мать, видимо, подстрелили. Месяц. Назвали Вася. Отпаиваем его молоком.

25 апреля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Привет, Марина! Я вам писала, что у меня появился благородный попугай, ростом больше жако, а все равно малыш. Летает еще неуклюже, зато ползает по мне, как большая зеленая гусеница – весь зеленый, только под крыльями синяя-синяя оторочка.

Петя заревновал. Он научился говорить свое имя, вообще попугай серьезный, вдумчивый, бормочет что-то, рассуждает, но я пока не все сказанное им понимаю.

Малыша выкармливаю специальной смесью. Он разевает варежку, кричит: «Иа!», и я запускаю из шприца корм.

Обоим ставлю «Моя собака любит джаз», где вы читаете. После «Алисы в стране чудес» у Пети (а он слушает много сказок, и на английском тоже, чтоб подтянул язык) – все равно ваш голос для нас на первом месте.

3 мая

Пушкинские Горы

Юля – Марине

У Ирмуши скорее всего ложная беременность. Она все приготовила – логово, гнездо, а щенят нет. Притом настроение у нее уже как у волчьей мамы. Когда угнездилась, пустила меня в логово. Жаль, не было с собой фотоаппарата. У Ирмы такой домик, я могу влезть в него на корточках или ползком, и я залезла. И мы вдвоем с ней глядели из окна, я и Ирма.

Написано в статье о волках, что постепенно она поймет, что у нее в этом году никто не родился, придет в себя.

Но мы еще с ней родим богатыря!

15 мая

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Читаю ваше письмо с двумя попугаями на шее. Малыш, моя благородная зеленая попугайная ворона, научился летать и четко планирует, когда я выпускаю его из клетки, мне на голову или на плечо. Это, конечно, очень приятно – побыть Флинтом, но рукава обосраны, воротник рубашки изгрызен. Петя меня утешает и поддерживает. Тая отгрызет пуговицы или оборвет занавеску, а Петя над ухом у меня: «Все хорошо!» Выгораживает своих… Я ему говорю: «Пётр, не так все и хорошо, как тебе кажется», – особенно когда утром надеваю штаны, а пуговиц нет, а Петя настаивает: «Все хорошо».

Внизу у нас живет отказник жако Умка, он долго просидел в Москве на Птичке, общипанный из-за постоянного стресса и поэтому никому не нужный, и мы взяли. Умка наслушался там всего, теперь ухает, охает, окает, а самое главное свистит, как дети обычно изображают полет снаряда, и мы живем под непрекращающиеся звуки артподготовки, под перекрестным огнем – свист снаряда летящего, без взрыва.

Петя чуть не утонул в чашке кофе, эклектус – это название благородного попугая по латыни (я его зову просто Лексус) полюбил кагор, а Петя – коньяк: научила попугаев прекрасному.

В Пете обнаружился нарциссизм, смотрится в зеркальце и бормочет: «Петя красивый, Петя хороший…» А ведь я ему ставлю джаз! И русскую классику – Льва Толстого «Казаки»! Хоть бы слово!!!

Вечерами аудиокниги – Агата Кристи, Жорж Сименон… Попугаи слушают, а я и в комнату заходить уже боюсь. Вечер – и у них крадется убийца…

20 мая

Москва

Марина – Юле

Юлька! Если уж такой отшельник вроде меня вышел на демонстрацию протеста – то не устоять никакому режиму. Это было прекрасное шествие, многих повидала замечательных людей, встретила Седова, Бахнова.

А главное – свою школьную учительницу по литературе Эллу Эдуардовну! Так что вместо тумаков получила большое удовольствие. Я, конечно, опоздала, и явилась туда, где должно было все закончиться, на Чистые пруды. Не обнаружив толп демонстрантов, я поинтересовалась у полисмена с дубиной:

– Вы не подскажете, где митинг оппозиции, сэр?

– Ну, вы и демонстрантка! – покачал он укоризненно головой.

Оказывается, шествие начиналось от Пушкинской площади!

Я – туда, и едва успела влиться в самый конец хвоста…

Вас с Ирмой, Моней и Хидей – нам очень не хватало.