что колдун обещал дать воеводе Голицыну тысячу таких крыльев. Мол, станут они на крымчака с воздуха нападать и стрелами в него пулять…

-//-//-

Испытывать первый в истории человечества пароплан (по крайней мере парень так думал), Дмитрий решил в дали от остального войска. Нечего было простым воинам про такое знать. Зачем раньше времени будоражить средневековье? И так уже нехорошие разговоры про него ходили среди воинов. Священник тоже косились. Хорошо, что воевода Голицын его прикрывает. А не дай Бог, его не станет⁈ Его с дерьмом съедят!

— Сейчас попробуем… В принципе, в Крыму я и летал на пароплане. Правда, случится это всего лишь через какие-то полторы тысячи лет, — бормотал он себе под нос, одевая снарягу. Нужно было в оба смотреть, чтобы не угробить самого же себя в первом полете. — Все, кажется, на месте. Разгрузка, ремни. Стропы не скручены, сложены ровно. Ветерок подходящий…

Позади него на земле был аккуратно растянут специальный парашют-крыло, одну сторону которого оба мордоворота-охранника поддерживали на весу. От него самого тянулась веревка к лошади, на которой сидел его ученик — Кузьма.

— Кузьма! Давай, скачи понемногу. Потихоньку вначале, а после прибавь немного! Понял? — заорал он на парнишку, что огромными глазами смотрел на него с конского седла. — А вы, амбалы! Как купол подпрыгнет отпускайте, а то руки оторвет! Давай! Давай! Поехали…

Кузьма дернул поводья и коняга пошла. Сначала осторожно перебирала копытами, чувствуя тяжесть за спиной. Потом пошла быстрее.

Ветер приподнял купол за спиной Дмитрий и, вдруг, резким рывков дернул вверх. Воздушный поток походу поймал!

— Кузьма, прибавь, твою мать! Ветер пошел!

Парнишка стеганул плетьми конягу и тот «дал стране угля». Обиженно заржал, рванув вперед вскачь.

— Б…ь! Лечу! Даешь рай!

Сильный порыв ветра ударил по нему, подбрасывая летающее крыло на добрых полсотни метров.

— Черт, черт! Канат резать пора! — Дмитрий ножом резанул по веревке, что тянулась вниз к коню. Обрезанный канат полетел вниз, а облегченный пароплан рванул еще выше. — Ура! Ура!

Заметно похолодало. Зубы начали выбивать дробь. Походу, высокова-то он забрался для первого раза. Снижаться пора. Ведь, так можно и в гости к крымчаку попасть.

Дмитрий осторожно потянул на себя одну из строп, загибая крыло вниз. Пароплан сразу же отреагировал, едва не сбросив его вниз. Чуткий, падла, оказался к управлению. Один неверный шаг и каюк!

Все же постепенно приноровился. Стропы стал дергать резкими, но слабыми рывками. По чуть-чуть. Пароплан начал кружить то в одну сторону, то в другую сторону. Красота.

— О! Вон и наш лагерь! Рукой что ли им помахать! Б…ь, что за идея. Они же в штаны навалят, как меня увидят… Проклятье! Увидели… Теперь точно навалят…

Далеко внизу, на поверхности, где раскинулся русский лагерь, началось «броуновское движение». Тысячи воинов, задрав головы, начали носиться по лагерю с дики криками. Многие тащили луки, ружья. Стрелять, походе, собирались.

— Б…ь! Уроды! Куда! Я же свой! Мать вашу…

До него стали доноситься первые выстрелы. Бах! Бах! Бах! Бах!

22. Штурм, мать его

По довольно пологой горной гряде тянулась бесконечно длинная цепочка воинов, ведущих в поводу своих лошадей. Навьюченные доспехами, оружием, запасами продовольствия, четвероногие казались кораблями невиданными горбатыми животными. Кое-где над людьми колыхался стяг с силуэтом аскетичного лица с длинными черными волосами — Христа.

Русское воинство впервые в истории подходило к Бахчисарай, столице ненавистного Крымского ханства. Никогда ещё Москва не была так близка к тому, чтобы уничтожить своего многовекового врага, на совести которого были сотни тысяч загубленных православных душ, тысячи разграбленных деревень и городков.

Воины шли тяжело. Многие впервые видели горы и особенно тяжело переносили горную болезнь. Еле-еле шли, цепляясь за подпруги лошадей. Смотреть на них было страшно: грудь ходуном ходила от нехватки кислорода, пот рекой лил, лица бледные, как смерть. Таким особенно часто приходилось останавливаться и переводить дух. Некоторых, вообще, пришлось оставить в одном из лагере сторожить оставленные повозки, лишние припасы и артиллерийские орудия. Тащить все это через горы было просто физически невозможно.

— Крымчак! Крымчак! — вдруг разнесся над горами пронзительный мальчишеский голос. — С севера! Ратуйте! С севера! Под три сотни!

Воины, двигавшиеся в авангарде русского войска, тут же стали задирать головы к небу, где кружился светлый треугольник — один из десятка первых русских военных дельтапланов. Пилот-разведчик, мальчишка лет тринадцати (старше не брали, слишком тяжелый и хрупкий оказывался дельтаплан), ожесточенно махал рукой в сторону севера, показывая на засевшего в засаде врага.

В последние дни движения русских в горах уже больше десятка таких засад удалось обнаружить. Мелкие отряды врага, хорошо знающие местность, любили занять какую-нибудь высоту над тропой и, выждав момент, начать бешенный обстрел войсковой колонны. Иногда к свинцу присоединялись и кучи камней, которые сбрасывали крымчаки. В первые разы, пока не научились защищаться, потери от таких засад были просто колоссальными. Ведь, тропы, как правило, были очень узкими, на двух — трех человек в ширину. Нередко даже повозка проехать не могла. Тут все было как на ладони, спрятаться было некуда.

Гораздо легче стало, когда в воздух стали регулярно поднимать дельтапланы с первыми подготовленными пилотами, получившими почтительное прозвание ангелы. Те, приноровившись к сложным воздушным потокам в горах, довольно быстро стали обнаруживать такие засады и сбрасывать на них небольшие бомбочки с горючей жидкостью. Пару штук, а больше легкий дельтаплан и не возьмет, кинут, крымчак тут же в панику ударяется, бежать с высоты начинает. Если же особо упрямые курбаши[1] попадались и не хотели с воплями бежать, то пилот ярко-красными флажками вызывал на подмогу еще один дельтаплан, чуть потяжелее. Этих особо языкастые воины уже прозвали архангелами, намекая на более тяжелое вооружение (десяток полукилограмовых кувшинов с ядреной зажигательной смесью). Архангелы за пару пролетов заливали самодельным напалмом почти пять соток земли, превращая в жаренные куски и людей, и лошадей.

— На севере! — не переставая орал разведчик, делая резкий разворот и начиная заходить на боевой курс.

Авнагард же несколько сотен человек, уже наученные горьким опытом, начали на всякий случай занимать оборонительные позиции. Лошадей с припасами вели к скалам, а сами начинали целиться во все мало — мальски подозрительные места.

Через пару минут зазвучали первые выстрелы. Кто-то из воинов заметил какое-то шевеление на скалах и без команды открыл огонь. Его тут же поддержали товарищи. Никто и не думал жалеть патроны или порох, так как сверху вот-вот могло прилететь что-то очень серьезное.

Вскоре над вершиной, откуда грозила опасность, начали подниматься черные клубы дыма и вспыхивать яркие огни. Похоже,