Эвром греки называли восточный или (чаще) юго-восточный ветер. Ему часто придавали эпитет «огненный», и по понятной причине: он нес горячие, сухие массы воздуха из азиатских и египетских пустынь. Далее в стихотворении упомянута Этна — знаменитый вулкан на Сицилии. Почему Этна — «Тифеева»? Согласно мифам, под этой горой навеки упрятано вступившее в борьбу с Зевсом и побежденное им огнедышащее чудовище Тифей (Тифоей, Тифон; не следует путать его имя с похоже звучащим именем возлюбленного богини Эос). Тифей заточен, но жив; потому-то периодически и происходят извержения.

Кстати, из этих строк следует, что Фаон перебрался на жительство в Сицилию. Почему в рассказе вообще появляется этот крупный средиземноморский остров? Не исключаем, что Овидий откуда-то смутно знал о том, что сама Сапфо бывала на Сицилии. Об этом ведь упоминалось, как мы видели, в «Паросской хронике». Выше было выяснено, что будущая поэтесса побывала там еще в детском или подростковом возрасте, причем не по своей воле, а с семьей в качестве временных беженцев. Но Овидий мог таких деталей и не знать, а в результате — подумать, что Сапфо отправилась на Сицилию гораздо позже, по собственной инициативе и именно ради Фаона. Не случайно далее у него она восклицает:

Упоминает римский поэт лесбосские города — Мефимну и Пирру (странно, кстати, что не Митилену и Эрес, о которых более чем естественно было бы услышать в подобном контексте), а также подруг-учениц Сапфо, которым она посвящала свои лирические произведения: Анакторию, Аттиду, Кидно… В целом Овидиева Сапфо — женщина, прекрасно осознающая свою литературную славу и не страдающая ложной скромностью. Она гордо говорит о себе:

Овидий не был бы Овидием, если бы он сказал «словечко в простоте». Упоминая, скажем, муз, он ни за что не назовет их просто музами, а обязательно употребит какой-нибудь эпитет, причем не расхожий, а редкий и тем самым изысканный. Как в этих строках: Пегасиды. Муз значительно чаще называли Пиеридами или Аонидами.

Римский поэт перечисляет устами Сапфо и некоторые факты ее биографии, якобы имевшие место:

Если верить данному свидетельству, то можно сделать по меньшей мере два новых заключения о судьбе нашей героини. Во-первых, она очень рано, еще в детстве потеряла мать; во-вторых, ее собственная дочь Клеида доставила ей какие-то треволнения (но чем именно — не говорится).

Впрочем, можно ли относиться к сказанному здесь с доверием? Не думаем. Во всяком случае, описывая отношения Сапфо с братом, Овидий явно путает. У него получается, что Харакс вначале разорился из-за своей связи с гетерой, а потом уже занялся морской торговлей. В действительности же, как мы видели из куда более достоверных источников, последовательность событий была противоположной.

К тому же Сапфо в конце концов примирилась с Хараксом. Выше цитировалось ее вполне доброжелательное стихотворение, посвященное брату. А кто уж может быть более достоверным свидетелем по подобному вопросу, чем сама поэтесса? Овидий же ошибочно считает, что неприязненные отношения между ними так и сохранились. Будто бы Харакс даже усугублял скорбь Сапфо, когда та поняла, что от Фаона ей не ожидать взаимности.

Принять всерьез всё это невозможно. К тому же Овидий заканчивает свою небольшую поэму откровенно мифологическим мотивом: одна из нимф-наяд является Сапфо и говорит ей:

Ох уж опять эта Овидиева демонстративная ученость, порой становящаяся просто невыносимой! Обязательно нужно опять засыпать читателя второстепенными географическими названиями, для чего-то упомянуть о том, что Левкадский берег по-другому называется еще Актийским, пересказать мало кому известный эпизод из мифа о Девкалионе и Пирре — мужчине и женщине, которые, согласно эллинским поверьям, единственные выжили после Всемирного потопа и, сочетавшись браком, дали начало всему последующему человеческому роду…

Одним словом, Овидий подводит нас к тому же прыжку Сапфо. Но сам этот прыжок, равно как и любовь к Фаону — это, конечно же, всего лишь красивая легенда, подобная той, которая сложилась об отношениях поэтессы с Алкеем.

* * *

А может быть, и действительно существовала «другая Сапфо»? Более или менее ясные упоминания об этом встречаются как минимум в трех источниках. Все они цитировались выше, но уже довольно давно и, соответственно, могли подзабыться. Имеет смысл поэтому их напомнить.

«Я слышал, что на Лесбосе существовала другая Сапфо, не поэтесса, а гетера» (Элиан. Пестрые рассказы. XII. 19). Это — свидетельство автора рубежа II–III веков н. э. А вот что пишет другой писатель того же времени: «И из Эреса гетеры… Сапфо, влюбившаяся в прекрасного Фаона, была знаменита, как говорит Нимфид в “Перипле Азии”» (Афиней. Пир мудрецов. XIII. 69–70). Это после того, как Афиней упомянул поэтессу Сапфо в связи с Хараксом, так что ясно, что теперь речь идет об иной женщине: наша Сапфо отнюдь не являлась гетерой.