проследили, как в течение второй половины 1754 и первых месяцев 1755 года была проведена и завершена подготовка к открытию университета в Москве.

Был составлен и утвержден проект и «штат» университета, подготовлено здание, подобран состав преподавателей, создана база для научной и учебной работы, осуществлен набор студентов и гимназистов.

В значительной степени именно Ломоносову университет обязан тем, что при решении каждой из этих задач в нем были созданы условия для развития демократического, прогрессивного направления в русской культуре и науке.

К весне 1755 года все приготовления были закончены. 26 апреля (7 мая) 1755 года состоялось торжественное открытие университета. По причинам, о которых говорилось выше, Ломоносова не пустили из Петербурга на открытие университета, и он в этот день произносил в Академии Наук известное «Похвальное слово Петру Великому», проникнутое гордостью за героическое прошлое народа, верой в его неиссякаемые силы и уверенностью в славном будущем великого народа. Университет открылся речами двух учеников Ломоносова — Поповского и Барсова. Но точнее говоря, в этот день был открыт не сам университет, а университетская гимназия. Об этом единодушно говорят все источники: и заранее напечатанное «Приглашение», которым «все любители наук» приглашались «к торжественному начинанию при Московском Университете двух гимназий», и помещенный в «СПБ ведомостях» отчет об «инавгурации при начинании гимназии императорского Московского Университета»[517]. Собственно университет не мог быть открыт в этот день уже потому, что первые студенты прибыли в университет только через месяц — 25 мая.

Но и современники и участники этого события справедливо рассматривали его как начало существования университета. Именно этот день праздновался в XVIII и начале XIX века как день годовщины университета. Лишь через много десятков лет эта дата была заменена днем подписания проекта Елизаветой — 12 января.

26 апреля (7 мая) 1755 года явилось днем, когда началась двухсотлетняя деятельность первого русского университета на благо народа и его передовой науки и культуры.

Глава шестая. УЧЕНИКИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ЛОМОНОСОВА В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ 60—70-х гг. XVIII в.

Не бездарна та природа, Не погиб еще тот край, Что выводит из народа Столько славных то и знай…

Н. А. Некрасов

Одним из центральных вопросов в первый период работы университета был вопрос о составе профессуры, так как он в значительной степени определял направление всей деятельности университета и пути его дальнейшего развития. В. И. Ленин писал: «Во всякой школе самое важное — идейно-политическое направление лекций. Чем определяется это направление? Всецело и исключительно составом лекторов… Никакой контроль, никакие программы и т. д. абсолютно не в состоянии изменить того направления занятий, которое определяется составом лекторов»[518].

К открытию университета в Москву были направлены Поповский, Барсов и Яремский. Вскоре к ним присоединились Константинов и Савич. Из числа воспитанников Славяно-греко-латинской академии в университетскую гимназию пришли С. Ворошнин, М. Агентов, Я. Иванов и др. Учителями гимназии начали работать студенты Ермолаев, Зубков, Аничков, Любинский, Булатницкий, Тихомиров, Алексеев и другие. Через несколько лет после открытия университет полностью обеспечил гимназию собственными учителями. Совсем иная картина была в самом университете. В 50-х гг. со студентами работало лишь три русских магистра (Поповский, Барсов, Савич), из них лишь Поповский, и то только через год после открытия университета, получил звание профессора. Барсов же получил это звание в 1761 г. после смерти Поповского. В этом же году был произведен в профессора и Савич, назначенный ректором Казанской гимназии[519]. К началу 1762 г. в университете сложилось следующее положение: Поповский умер, Савич и Константинов работали вне университета; Яремский опустился и как преподаватель погиб. В университете оставался единственный русский профессор — Барсов. Все же остальные профессора были выписаны Шуваловым главным образом из Германии. Это положение находилось в кричащем противоречии с задачами университета и национальными интересами русского народа. Профессора-иностранцы не только читали свои лекции на латинском или немецком языке, но и проповедовали реакционные общественно-политические, научные и философские теории и концепции. Это заводило молодой Московский университет в тупик и грозило превратить его во второе издание академического университета.

Но с середины 60-х годов начался перелом. Он был обусловлен всем ходом общественно-экономического развития страны и всем ходом развития национальной культуры и науки. Он был предусмотрен ломоносовским проектом университета и подготовлен всей предшествующей работой университета. С середины 60-х годов на профессорскую кафедру университета начинают один за другим подниматься молодые русские профессора, подготовленные за эти годы университетом из числа первых студентов. Большинство этих профессоров принадлежало к прогрессивному направлению в науке.

Проект университета, учитывая состояние высшей школы в стране в тот период, указывал, что подготовка профессуры должна осуществляться университетом путем направления за границу лучших студентов — выпускников университета. Этот пункт проекта принадлежал Ломоносову, о чем свидетельствуют его требования систематического направления русских студентов Академии Наук за границу для завершения образования. Хлопоты о посылке за границу большой группы студентов академии занимали последние месяцы жизни Ломоносова. Работая над регламентом Академии Наук, он требовал «чтобы на академической сумме всего содержать природных российских студентов за морем не меньше 10 человек, которое число в каждые пять лет из академического университета производить можно будет удобно. А когда случится недостаток, наполнить из синодальных семинарий или из Московского университета» Таким образом, Ломоносов уже в 1764 году говорит о Московском университете как о резерве и помощнике Академии Наук. В Московском университете требование Ломоносова нашло практическое осуществление[520]. Как только первые студенты закончили философский факультет, из их числа была отобрана группа студентов для подготовки к профессорскому званию. В 1758–1760 годах Московский университет направил Зыбелина и Вениаминова в Кенигсберг для изучения медицины и естественных наук; Десницкого и Третьякова — в Глазго, где они изучали право; Афонина и Карамышева — в Швецию, где они изучали химию, горное дело и ботанику[521]. Таким образом, университет сразу же начал готовить для себя шесть профессоров. Ни количество студентов, ни выбор предметов, для изучения которых они направлялись, не были случайными. В первые годы существования университета из-за отсутствия студентов, закончивших философский факультет, и из-за отсутствия профессоров-юристов и естественников фактически работал только один философский факультет. Работа же так называемых «вышних» факультетов — медицинского и юридического, не была развернута. Для этих двух факультетов и предназначались в качестве будущих профессоров студенты, направленные за границу. Напомним, что согласно «штату» число профессоров на этих двух факультетах составляло именно 6 человек. В 1755–1765 годах университет не замещал всех своих кафедр, очевидно, сохраняя вакансии для тех, кого