день приехал Ментон-Уайт. Я знал, что если она отдаст ему рукопись, он в неё вцепится, и не отстанет от моей матери, пока не добьётся публикации. Эта книга… Это лучшее, что моя мать написала. Она не остается незамеченной. Её будут бесконечно обсуждать, кто-то будет пытаться запретить… А шумиха и скандал — это то, что нужно издательству. В тот день я пытался отговорить её ещё раз. А она… Она вспылила. Я даже не ожидал, что она так отреагирует. Мне надо было уйти, но я… В общем, мы поссорились. Сильно.

— А что с книгой? — спросила Айрис. — Вы просто взяли и спрятали последний роман вашей матери? Никто о нём не знает?

— Да, никто не знает. Копия лежит в сейфе у нашего поверенного. Я указал в завещании, что после моей смерти она должна быть отправлена в «Чатто и Виндус».

— После вашей смерти?! — возмутилась Айрис. Она сжала руки в кулаки. — Но это же, как минимум, пятьдесят лет! И никто не сможет прочитать эту книгу до начала следующего века? Это просто преступление!

— Кажется, мне тоже надо начинать бояться за свою жизнь, — усмехнулся Дэвид Вентворт.

Айрис эта шутка не показалась хорошей.

В тот день Айрис опять не удалось поработать в библиотеке. Дэвид нашёл те письма, что Мюриэл Вентворт привезла накануне исчезновения леди Клементины, и они все их перечитали в надежде обнаружить намёки на то, почему одно из писем было настолько важным, что леди Клементина взяла его с собой.

Писем было одиннадцать. Самое раннее было датировано двенадцатым января 1937 года, самое позднее — девятым октября 1940-го. Возможно, братья не так уж часто общались, возможно, часть писем не сохранилась.

Они не нашли ничего по-настоящему важного. Сэр Джон писал о встречах с родственниками и знакомыми, о том, что происходило в Эбберли, но никогда много или подробно. Несколько предложений обычно были посвящены работе, но были не особенно понятны: сэр Джон как будто продолжал разговор, ранее начатый или по телефону, или в другом письме. Про жену он писал мало, в основном, это было что-то вроде «Клементина здорова, передаёт тебе привет» или «Клементина здорова, в марте возвращается в Эбберли». Только два письма, написанные одно в мае, другое в июле 1939 года, рассказывали о леди Клементине чуть больше. Сэр Джон был очень обеспокоен её состоянием: он думал, что с рождением ребёнка их семейная жизнь наладится, и сначала так всё и было, но потом у Клементины появились странные идеи. Она воспринимала собственного сына, как врага, который отнимает у неё её настоящую жизнь, и не желала тратить её на пелёнки и вытирание слюней. Дэвидом занимались Фенвик и молоденькая няня, которую прислали из Лондона, Клементина к нему почти не подходила, хотя ребёнок был слаб, мал и как никто нуждался в материнской заботе.

Айрис посмотрела на Дэвида. Каково ему было читать эти строки?

Конечно, он всё это знал и раньше, но прочитать ещё раз… Он словно расцарапывал плохо зажившую рану.

— Если двенадцатое письмо было примерно таким же, — сказал Дэвид холодным, ровным тоном, — то я просто ума не приложу, зачем его было брать с собой. Гости, дни рождения, заболевшие собаки, выздоровевшие собаки… Ничего важного.

— А что, если то письмо было написано после усыновления Руперта, и в нём есть что-то про причины?

— Сомневаюсь. Тогда дядя Роберт уже был в армии, письма читали цензоры. Отец не стал бы писать что-то, что не предназначалось для чужих глаз.

* * *

Рано утром в пятницу Айрис поехала в Лондон — вместе с Кристиной, Мэтью и его няней. Конечно, так она делала крюк до Кроли, но зато в Лондоне она доберётся сразу до места, и Аллен даже сможет отвезти её обратно.

Айрис было немного неловко пользоваться машиной Вентвортов. Она не была членом семьи. Кристина на это сказала, что всё это глупости, к тому же, из-за того, что Дэвиду теперь нельзя покидать Эбберли — разве что для разговора с полицейскими и похорон — Аллен бы скучал, а так ему будет чем заняться.

— И мне кажется, что Дэвид рад сделать тебе что-то приятное, — с намёком улыбнулась Кристина.

— Он просто джентльмен. Он ко всем так относится.

— Я знаю его гораздо дольше, чем ты. Знаю, к кому и как он относится.

Айрис, чтобы прекратить разговор про Дэвида, спросила что-то про Мэтью и его доктора: это был верный способ переключить внимание Кристины.

На подъездах к Кроли Кристина, которая до этого увлечённо рассказывала про их с Рупертом дом и сад, где она посадила новые цветы и куст жасмина, сказала, что Айрис должна зайти к ним в гости: выпить чаю и посмотреть на дом.

Кристина была очень милой, и Айрис было просто неудобно ей отказывать. А ещё ей было немного, самую малость любопытно посмотреть, как жил Руперт.

В районе, куда они приехали, все дома были с садами, широкими газонами и деревьями, постриженными в виде шаров — видимо, такова была местная мода. Большинство домов были старыми, но в отличном состоянии и очень ухоженными. Почти у каждого дома было своё название… Над воротами к дому Кристины было написано «Свон-Холл».

Няня взяла Мэтью на руки и сразу понесла его в дом, Кристина неспешно повела Айрис вдоль дорожки, рассказывая попеременно то про цветы, то про соседей с той и другой стороны.

Когда они вошли в дом, их ждала немолодая уже женщина в переднике. После того, как они поздоровались, она тихонько сказала Кристине:

— Вам нужно было предупредить меня о гостье, миссис Вентворт. Я вызвала людей из агентства, в гостиной сейчас моют окна… Расставили там стремянки, вёдра. И в столовой тоже.

— Ничего, миссис Клоуз, подайте чай в кабинете. И шофёру тоже предложите чай, будьте добры.

— С окнами вышла небольшая неприятность, но тут у нас почти гостиная, — Кристина распахнула дверь в кабинет.

Это была большая светлая комната с эркером, выходившим на лужайку, мягкими диванами и креслами и роскошным мраморным камином. Только наличие в комнате небольшого письменного стола сбоку от эркера намекало на то, что эта комната была кабинетом.

— Подожди здесь секундочку, — сказала Кристина, — я поднимусь к Мэтью. Переодену его сама. Нам уже скоро к доктору…

Через минуту после того, как Кристина ушла, из коридора послышался страшный грохот. Айрис открыла дверь и выглянула.

В приоткрытую дверь комнаты напротив был виден кусок паркета и растекающаяся по нему лужа воды.

— Что вы натворили? — отчитывала кого-то миссис Клоуз. — Хорошо ещё, что я велела