Девушки вежливо поздоровались с гостем, но было видно, что их интересует что–то другое.

— Папа, — сказала Изабель, потянув отца за рукав, — там, в холле, какой–то мужчина. Огромный! Он смотрел на нас все время, пока мы спускались по лестнице! У него пугающий вид!

— Кто это, папа? — спросила Джинива.

Она проявляла большую сдержанность, чем сестра, но заинтересована была явно не меньше.

— Э–э… ну, это, должно быть, новый конюх, которого привез нам Джон, — суетливо объяснил лорд Дансени. — Я велю одному из слуг отвести его…

Баронета прервало неожиданное появление в дверях лакея.

— Сэр, — вымолвил слуга, всем своим видом выражая крайнее потрясение. — В холле шотландец!

И, дабы никто не усомнился в этом невероятном заявлении, он обернулся и сквозь дверной проем широким жестом указал на рослого человека в плаще, молча стоявшего позади него.

Услышав это, незнакомец шагнул вперед и, найдя взглядом лорда Дансени, учтиво склонил голову.

— Меня зовут Алекс Маккензи, — произнес он с мягким горским акцентом и вежливо, без намека на иронию, поклонился лорду Дансени. — Ваш слуга, милорд.

Для того, кто привык к деятельной жизни на горной шотландской ферме, не говоря уж о каторжных работах по заготовке торфа, обязанности конюха в Озерном крае не должны были показаться утомительными. Однако Джейми после отправки его товарищей за море целых два месяца просидел в тесной камере в полном безделье, и в первое время это была для него не работа, а сущие муки ада. Отвыкшие от напряжения мышцы отчаянно болели, а усталость одолевала такая, что в течение первой недели, вернувшись к вечеру на свой сеновал, он валился чуть ли не замертво и даже не видел снов.

В Хэлуотер Джейми прибыл в состоянии крайнего душевного смятения, и поначалу это место казалось ему всего лишь очередной тюрьмой, тем худшей, что он находился далеко от Шотландии, один, среди чужих людей. Но время шло, и, хотя данное слово удерживало его в заточении надежнее, чем стальные решетки, он начинал оттаивать. Но мере того как крепло тело, легче становилось и на душе, благо в нынешней ситуации компания лошадей его вполне устраивала. К нему возвращалась способность трезво оценивать положение, и он начинал осознавать, что пусть у него и нет настоящей свободы, но свежий воздух, свет, возможность размять затекшие члены, вид гор и чудесные кони, которых выращивал лорд Дансени, — это не так уж мало. Остальные конюхи и прислуга, понятное дело, относились к нему настороженно, но проявлять открытую неприязнь ввиду его внушительного сложения и грозной физиономии никто не решался. Что же до одиночества, то Джейми свыкся с той мыслью, что жизнь его вряд ли изменится.

Мягкий снег накрыл Хэлуотер, и даже официальные визиты майора Грея — при всей их напряженной неловкости — не могли потревожить спокойствия, крепнущего в душе Джейми.

Мало–помалу ему удалось наладить связь с Дженни и Айеном, так что теперь с редкой оказией он получал из Шотландии письма, которые по прочтении безопасности ради уничтожал. Помимо этих нечастых посланий единственным напоминанием о доме были четки из бука, которые он носил на шее, пряча под рубашкой.

Дюжину раз на дню Джейми касался маленького крестика, который лежал у него на сердце, всякий раз представляя себе лицо любимой, с кратким словом молитвы — за сестру, Дженни, Айена и детей — его тезку, юного Джеймса, Мэгги и Кэтрин Мэри, за близнецов Майкла и Джанет и за малыша Айена. За арендаторов Лаллиброха, за товарищей по заточению из Ардсмура. И неизменно первой его молитвой поутру и на ночь, а часто и между ними, была молитва о Клэр. Господи, да пребудет она в безопасности. Она и дитя!

К тому времени, когда сошел снег и повеяло весной, спокойное существование Джейми Фрэзера нарушалось лишь одним фактором — присутствием леди Джинивы Дансени.

Хорошенькая, но избалованная и взбалмошная, леди Джинива привыкла получать все, что захочет и когда захочет, совершенно не считаясь с теми, кто оказывался на ее пути. Наездницей она была превосходной (этого Джейми не мог не признать), но ее острый язычок и капризный характер были причиной того, что конюхи тянули соломинку, которому из них выпадет на сей раз нелегкая доля сопровождать молодую госпожу.

Однако в последнее время леди Джинива упорно выбирала себе в спутники Алекса Маккензи.

— Чепуха! Вздор! — таков был единственный ответ на все его попытки уговорить ее проявить благоразумие и не стремиться к окутанным вечной пеленой предгорьям над Хэлуотером, куда отец категорически запретил ей ездить из–за опасного рельефа и коварных туманов. — Не говори глупостей. Никто нас не увидит. Поехали!

И, крепко ударив кобылку каблуками под ребра, она срывалась с места раньше, чем он успевал остановить ее, со смехом оглядываясь на него через плечо.

Ее неравнодушие к нему настолько бросалось в глаза, что другие конюхи всякий раз, когда она наведывалась на конюшню, ухмылялись, переглядывались и, разумеется исподтишка, отпускали ехидные шуточки. Джейми порой так и подмывало наподдать как следует вздорной девчонке по мягкому месту, но до сих пор он ограничивался тем, что, находясь в ее обществе, отмалчивался, а в ответ на все ее выходки лишь угрюмо бурчал.

Он надеялся, что рано или поздно ей надоест столь сдержанное отношение и она перенесет свое раздражающее внимание на кого–нибудь другого. Или — дай–то бог! — скоро выйдет замуж и покинет Хэлуотер, а стало быть, и его.

То был солнечный день, редкий для Озерного края, столь сырого и туманного, что зачастую не разберешь, где кончается земля и начинаются облака. Но в этот майский денек было тепло, так тепло, что Джейми счел удобным снять рубашку. А почему бы и нет? Он обрабатывал поле высоко в холмах, вдалеке от всех, в компании Бесс и Блоссом, двух крепких упряжных лошадок, тянувших навозный каток.

Поле было большим, а старушки лошадки — привычными к такому труду, и от него требовалось лишь время от времени тронуть вожжи, чтобы они не отклонялись в сторону. Роллер в отличие от старинных аналогов был не металлическим или каменным, а деревянным. Изнутри он наполнялся жидким перегнившим навозом, просачивавшимся в узкие щели между плашками, удобряя поле. Емкость постепенно опустошалась, и чем дальше двигались лошади, тем легче им становилось.

Джейми находил это новшество весьма полезным, он даже собирался сделать чертеж и переслать с оказией Айену. Все кухарки и конюхи только и судачили что о скором приходе цыган, значит, надо поторопиться, чтобы приложить чертеж к письму. Всякий раз, когда усадьбу посещали цыгане, лудильщики или бродячие торговцы, он отправлял с ними домой очередную весточку. Доставка могла занимать и месяц, и три, и полгода — порой письмо передавалось из рук в руки, но рано или поздно оно попадало в горную Шотландию, а там и в Лаллиброх, к его сестре, всегда щедро платившей за доставку.

Ответы из Лаллиброха приходили тем же самым «контрабандным» путем, ибо официально как узник короны он состоял под гласным надзором и все, что он получал или отправлял, подлежало досмотру лордом Дансени.