– Фрэнк, черт возьми, ты о чем?

Он протянул мне конверт из плотной бумаги.

– Загляни внутрь.

Ошеломленная, я вытащила стопку фотографий. На верхней крупным планом были сняты Питер и я, как мы разговаривали вчера вечером на тротуаре. Я отвернулась, но Фрэнк схватил меня за подбородок, заставляя смотреть.

– Посмотри, – потребовал он.

Я послушалась и стала смотреть другие фотографии – некоторые сделаны несколько месяцев назад – на которых я входила или выходила из домов в районах, где посещала распродажи имущества.

– Фрэнк, это смешно, – наконец сказала я с бешено колотящимся сердцем. – Ты шпионил за мной, когда я ходила за покупками?

– У меня только один вопрос, Элоиза, – сказал он, осуждающе глядя на меня. – Неужели ты думала, что сможешь меня одурачить? Что я ничего не узнаю?

– Фрэнк, – воскликнула я. – Ты сошел с ума.

– Это я сошел с ума? – Он рассмеялся. – Может быть, это я брожу по вечернему городу и завожу романтические знакомства?

– Романтические знакомства? – Я покачала головой. – Я была в квартале искусств, Фрэнк.

Фрэнк взял из стопки фотографию Питера.

– Экспонат А.

– Да он никто, – воскликнула я. – Мы даже толком не знакомы!

Он ухмыльнулся и бросил мне на колени клочок бумаги.

– Тогда почему я нашел это в твоей сумочке?

Я ахнула, увидев записку, которую Питер оставил на моем лобовом стекле в тот день, когда мы гуляли на пляже с Вэл.

– Ты рылся в моей сумочке?

– Говори, что хочешь, но у меня есть факты; частный детектив все подтвердил. Мужчина на фотографиях – тот же самый, что написал записку, которую ты хранила в сумочке. У меня есть все доказательства.

– Вранье твои «доказательства», – возмутилась я. – На фотографиях ничего не видно, потому что там не на что смотреть! Фрэнк, ради всего святого, зачем ты это делаешь?

– Сейчас вопросы задаю я, Элоиза.

– Значит, ты меня допрашиваешь?

– Я излагаю правду.

– Ничего подобного, – сказала я. – Ты излагаешь свои домыслы, как всегда. Вчера вечером я не делала ровно ничего плохого. А другие фото, которые снял твой гений сыска, были сделаны на распродажах. Ты же знаешь, что это мое хобби!

Я чувствовала себя загнанной в угол, у меня не оставалось выбора, но Фрэнка это не смутило. Теперь он контролировал ситуацию, и что бы я ни говорила, это ничего не меняло.

– Видишь, у тебя дрожит подбородок, – сказал он. – Значит, ты напугана.

Он был прав. Я была напугана – тем, к чему приведет это расследование. Фрэнк слетел с катушек, его понесло в сторону, и я изо всех сил пыталась вернуть его на прямой путь.

– Объявления в газетах подтвердят даты и адреса каждой из этих распродаж, – сказал я. – Скажи своему сыщику, чтобы пошел и сравнил их. Это докажет, что я говорю правду.

– У меня есть фотография, на которой ты стоишь рядом с мужчиной в темноте, – возразил он. – Это все доказательства, которые мне нужны.

– Фрэнк! – крикнула я – Прекрати эту глупость!

– Элоиза, единственная глупость, о которой можно говорить, – это то, что ты ставишь собственные эгоистичные устремления выше своей семьи.

Пошло-поехало: опять он выдумывает собственную версию, ту, в которую хочет верить. Мои слова не имели веса, но я все равно пыталась защищаться.

– Ты же знаешь, что семья значит для меня все!

Он явно меня не слышал.

– Элоиза, предлагаю тебе начать собирать вещи. Одному Господу известно, что ты там накопила в своих закромах.

Я подумала обо всех своих тщательно собранных сокровищах – от любимых первоизданий до антикварных ваз и украшений. Как я все это соберу и куда, по его мнению, пойду?

– Я никуда не уйду, Фрэнк.

– Давай не будем создавать лишних сложностей, – сказал он, и его лицо на мгновение смягчилось. – Послушай, я знаю, что это очень тяжело для нас обоих. Нам обоим не помешало бы немного личного пространства. – Он протянул мне конверт, набитый деньгами. – Можешь съездить в Лондон, ты же все время об этом говорила, – поехать домой, некоторое время погостить у своей Милли. Со временем мы во всем разберемся.

Я вглядывалась в его усталое лицо в поисках хоть малейших признаков человека, которого встретила в Лондоне много лет назад. Молодость давно прошла, но я не могла бы точно вспомнить, когда он изменился, изменился по-настоящему. Наша хрупкая близость давно увяла, как зеленые ростки ранних весенних нарциссов.

– Пожалуйста, иди и собирайся. Когда будешь готова, я вызову тебе такси.

Я не знала, что мне сказать или сделать. Но у меня оставался только один выбор – поступить так, как сказал Фрэнк. Это я чуяла нутром. Муж, возможно, и стал мне чужим, но я знала его, и знала хорошо. Если он принял решение, оно окончательное.

Я поднималась по ступенькам, волоча ноги, как будто они из кирпича. Добравшись наконец до спальни, я осмотрела шкаф, не зная, с чего начать. И забавно, и грустно: я приехала в Санта-Монику с двумя чемоданами и с ними же уезжаю.

Я распихала ряды платьев, которые надевала на десятки до боли унылых коктейльных вечеринок, и стала просматривать книги, выбирая самые необходимые, в том числе, конечно же, «Последнюю зиму». Я взяла шкатулку с драгоценностями и маленькую картину с изображением французской деревни – я ее обожала, а Фрэнк терпеть не мог. Жаль, конечно, расставаться с другими книгами и драгоценными находками, но у меня не было выбора. Я вернусь, говорила я себе. Это всего лишь… перерыв. Фрэнк одумается. Он всегда со временем приходил в себя.

Я провела рукой по покрывалу на кровати и оглядела шкафчики в ванной, выбирая предметы первой необходимости и оставляя прочее, в том числе запасной флакон духов. Я в последний раз побрызгала себе шею и поставила флакон обратно – чтобы его нашла Валентина.

Мое сердце чуть не разорвалось, когда я представила, как она вернется домой из школы и обнаружит, что мамы нет. Я позвоню ей позднее и объясню, что решила отправиться в небольшое путешествие и что не успеет она оглянуться, как я вернусь.

Я застегнула «молнии» и стащила вниз два больших чемодана, из-за книг почти неподъемных. Фрэнк вызвал такси, и несколько минут мы сидели молча, пока я наконец не обрела дар речи.

– Послушай, Фрэнк, давай хоть минутку поговорим разумно, – взмолилась я. – В этом нет никакого смысла. Я не могу просто так бросить дочь. Фрэнк, я…

– Элоиза, мне больше нечего сказать. Нам обоим нужно время.

Его холодный взгляд немного смягчился, но я не могла понять смысла его слов. Что