Беру его. Отнесу домой – все равно придется возвращаться, я ведь забыла кошелек. В следующую секунду происходят сразу два события.

Во-первых, я нащупываю кошелек в кармане джинсов. Во-вторых… во-вторых, мне в глаза бросается штемпель на конверте. Солтенский штемпель.

Сердцебиение усиливается, но я говорю себе: нет причин паниковать. Письмо из полиции было бы франкировано, и общий вид был бы официальный – например, адрес набрали бы на компьютере и распечатали на принтере. Вдобавок в конвертах с такими письмами всегда есть пластиковое «окошко». А на этом конверте – обычная марка, да и адрес от руки написан.

Но вот в чем дело: конверт формата А5 склеен из коричневой бумаги – и внутри прощупывается несколько плотных листков.

Адрес писала явно не Кейт. Все буквы заглавные; наверное, для анонимности. А у Кейт почерк небрежный, с наклоном и петлями.

Может, это из школы? Может, мне прислали фотографии с вечера встречи?

Несколько мгновений я раздумываю, как поступить – сунуть конверт обратно на полку и заняться им по возвращении? Нет, слишком он странный. Вскрою прямо сейчас.

Внутри – листы бумаги. Но это не письма – это рисунки. Точнее, ксерокопии рисунков, четыре штуки. Вытряхиваю их, они веером ложатся на пол. Смотрю на самый верхний рисунок. И словно некая рука хватает меня за сердце и принимается давить и сжимать, так сильно, что боль распространяется по всей грудной клетке. От лица отливает кровь, пальцы немеют и холодеют. Может, это инфаркт? Я ведь не знаю, что чувствуешь при инфаркте. Затем сердце, словно высвободившись, начинает бешено колотиться, а дыхание становится отрывистым и мучительным.

На верхнем этаже хлопает дверь, и инстинкт самосохранения заставляет меня упасть на колени. Отчаянно, трясущимися руками я сгребаю рисунки в кучу.

Наконец они кое-как засунуты обратно в конверт. Только теперь я начинаю осознавать смысл произошедшего. То, что я видела, заставляет меня закрыть ладонями пылающие щеки. Сердце бухает где-то внизу живота. Кто это прислал? Откуда информация?

Сейчас же, срочно бежать к Фатиме и Тее; как хорошо, что встречу мы назначили именно на сегодня! Дрожь пальцев мешает сразу убрать конверт в сумку, не дает совладать с замком парадной двери.

Едва ступив на тротуар, слышу голос сверху. Поднимаю голову. У открытого окна, с Фрейей на руках, стоит Оуэн. Держа пухлую ручку Фрейи, он машет ею, словно дочка сама говорит мне: «Пока-пока!»

– Ну слава богу! – восклицает Оуэн. Смеется, пытается удержать Фрейю, которая так и норовит выскользнуть из его объятий. – А я уж думал, ваша встреча в подъезде назначена!

– Извини, – выдавливаю я. Щеки горят, я это знаю и без зеркала. Руки трясутся. – Я с расписанием электричек сверялась.

– Пока-пока, мамочка! – пищит за Фрейю Оуэн.

Но Фрейя сучит своими толстенькими ножками, требует, чтобы ее опустили на пол. Оуэну приходится наклониться, на миг исчезнуть из поля зрения.

– Пока, милая, – произносит он, выпрямившись.

– Пока. – Я превозмогаю боль в пересохшем горле. Что-то словно застряло в нем, мешает говорить, мешает глотать. – Скоро вернусь.

С этими словами я убегаю – потому что больше нет сил смотреть Оуэну в глаза.

Фатима меня опередила. Врываюсь в кафе – а она уже там, вся напряженная, барабанит пальцами по столу. По ее позе все понятно.

– Ты тоже получила коричневый конверт, Фати?

Она кивает. Лицо бледно-серое, как камень.

– Ты знала?

– Что знала?

– Что конверты придут, – шипит Фатима.

– Я? Откуда? Нет, конечно!

– А что же ты тогда встречу назначила на этот день?

– Фатима, да как ты можешь?

Господи, это тяжелее, чем я думала. Если уж Фатима меня подозревает, то…

– Не знала я ничего!

Хочется плакать. Да если бы я знала, если бы подозревала – неужели не попыталась бы предупредить Фатиму?

– Это совпадение, Фати. Откуда мне было знать? Мне тоже их прислали.

Вытаскиваю конверт из сумки, чтобы Фатима увидела краешек. Она долго смотрит на него, наконец закрывает лицо руками, осознав свою ошибку.

– Прости, Айса! Не понимаю, что на меня нашло. Просто…

Появляется официант. Фатима вынуждена замолчать.

– Что желаете, леди? Кофе? Пирожные?

Фатима трет лицо ладонью. Видно, что она пытается совладать с собой. Ее потрясение равносильно моему.

– Мятный чай у вас есть? – спрашивает Фатима после долгой паузы.

Официант кивает, переводит взгляд на меня, выжидательно улыбаясь.

Чувствую: лицо застыло и представляет собой жизнерадостную маску, под которой скрыта бездна ужаса. Непостижимым образом мне удается сглотнуть ком в горле и выдать:

– Капучино, пожалуйста.

– А сладкое?

– Воздержимся, – отвечает Фатима, а я только киваю в знак согласия.

Мне сейчас кусок в горло не полезет. Чем угодно подавлюсь. Официант исчезает, и в тот же миг звякает колокольчик над входной дверью. В проеме стоит Тея. На ней темные очки, губы тронуты алой помадой. Тея озирается с диким видом. Наконец замечает нас и стремительно идет к нашему столику.

– Откуда ты узнала?

Тея сует мне под нос проклятый конверт, нависает надо мной.

– Откуда ты узнала, черт возьми?

Она почти срывается на крик. Коричневая бумага в ее пальцах дрожит и похрустывает.

– Тея… я ничего не…

Слова застревают в горле. Не могу говорить, и все.

– Успокойся, Тея!

Фатима резко поднимается, инстинктивно протягивает к Тее раскрытые ладони.

– Я тоже с этого начала, Тея. Поверь, это простое совпадение.

– Простое? Черта с два! – цедит Тея, но в следующую секунду до нее доходит. – Погоди – я что, не одна такая?

– В том-то и дело. Мы с Айсой тоже это получили.

Фатима кивает на мою сумку, из которой по-прежнему торчит коричневый уголок.

– Айсе известно не больше нашего.

Тея переводит взгляд с Фатимы на меня. Затем медленно прячет свой конверт и садится.

– То есть… мы не знаем, кто это прислал?

Фатима качает головой.

– Зато мы знаем, откуда письма счастья.

– В смысле? – не понимает Тея.

– Сама подумай: Кейт сказала, что уничтожила все рисунки… этого рода. Что же получается? Либо она солгала, либо рисунки прислали из школы.

– Вот суки, – цедит Тея и спугивает своим ругательством официанта. Тот решает, что лучше выждать, прежде чем приставать с заказом. – Гребаные жабы. Уроды. Суки. Суки. Суки, мать их!