— Только прошу тебя, — схватила меня за руку Настя, — никому не говори о нас, не нужно.

— Понял, буду нем, как рыба на сковороде!

Нас все подряд поздравляли с праздником, мы отвечали тем же, и, наконец, добрались до актового зала, украшенного со всей старательностью, на которую только был способен наш заводской комсомольский коллектив. Все вокруг галдели. На сцене кто-то играл на баяне.

Навстречу нам тут же метнулся Леха, радостно обхватил меня, попытался приподнять, но не сумел — сил не хватило.

— Я так и знал, что вы оба придете к нам! — он галантно поклонился Насте. — Спектакли — скука смертная!

— С наступающим! — девушка легко поцеловала его в щеку, отчего Алексей зарделся и даже начал слегка заикаться.

— С нас-с-с-тупающим! — наконец, выговорил он в ответ.

А я подытожил:

— Пусть этот год станет лучшим годом в нашей жизни!

Глава 22

Январь и февраль в 1943 году выдались лютыми, как, впрочем, и ноябрь с декабрем прошлого года. Ледяная крошка сыпалась с небес, ветер был такой силы, что сбивал с ног, столбик спиртового термометра опустился куда-то в самый низ и там и застрял. Мороз не думал отступать, что играло на руку нашим войскам и убивало как личный состав немцев, так и их технику, не приспособленную к подобным холодам. Но в Челябинске нам тоже приходилось не сладко. Мерзло все: от линий электропередач до воды в кране. Птицы падали на лету мертвыми ледяными комками. Такой суровой зимы не было давно, но мы держались.

Я в последнее время был просто нарасхват. Работа в цеху — это раз, помощь в проверке и обкатке танков в группе Евсюкова — это два, тренерская работа с молодежью — три, а в довесок еще надзор за беспризорниками, которые постоянно так и норовили что-то учудить. Ни минуты на сон или личную жизнь… которая стала у меня достаточно насыщенной. Мы с Настей скрывали ото всех разгоравшуюся между нами симпатию, но, мне кажется, Леха обо всем догадывался. Впрочем, он молчал, лишь хитро поглядывал в мою сторону. Сам же Носов обхаживал Снегиреву с упорством, достойным лучшего применения. Но там девица была кремень, и, сомневаюсь, чтобы она поддалась его неловким ухаживаниям. Все ее сердце, целиком и полностью, принадлежало комсомольской работе, и это вовсе не шутка.

По поводу обкатки: Евсюков стал чуть не через день забирать меня от Корякина, и мы втроем с Васютиным гоняли вокруг цехов, проверяя надежность сборки машин, вышедших с конвейера, и моторы на работоспособность. Конечно, проверяли мы не только тридцатьчетверки, но и тяжелые КВ-1* и КВ-1с, и средние танки тяжелого бронирования КВ-13, созданные совсем недавно в 1942 году, а так же начали обкатку двух новых танков, которые называли «Объект 237» и «Объект 240». Я сразу распознал по знакомым очертаниям будущие ИС* и ИС-2, но, разумеется, тщательно скрывал свои знания, дабы не попасть под подозрение в военно-промышленном шпионаже.

*Аббревиатура «КВ» означает Клим Ворошилов, «ИС» — Иосиф Сталин.

В целом новые танки были просто шикарными, вот только пушка ИСа оказалась слабовата — немецкого Тигра не пробьет, но подобные испытания еще не проводились, и мне приходилось молчать и об этом, ожидая момента, когда история, которую я знал, свершится здесь и сейчас. К осени пушки улучшат, и обновленный ИС пойдет в производство, но будет выпущено всего чуть больше сотни машин, а уже в начале следующего года его место на конвейере займет ИС-2, оказавшийся очень удачным. Одно то, что безаварийная работа Иса-второго перекрывала дистанцию в тысячу километров, говорила о многом. Тридцатьчетверки ломались существенно быстрее, но и ремонтировать их было просто — машина была удивительно ремонтопригодной.

Евсюков просил меня у Корякина насовсем, но бригадир отказал, и мне пришлось разрываться между испытаниями и сборкой машин. Моим мнением никто, разумеется, не интересовался. Время от времени мы бригадой испытателей выезжали на полигон, где проводили стрельбы. Туда меня брали охотно, после того случая, когда я заменил Евсюкова за орудием. И я не подводил, все так же раз за разом выдавая отличные результаты стрельб. Не удивительно, что в нашей команде я вскоре получил кличку «Снайпер». Несколько раз я видел Зальцмана на полигоне, и он кивал мне, узнавая.

Обещанные репортеры из «Челябинского рабочего» явились в начале января. Точнее, одна репортерша — молодая, но строгая девушка по имени Ольга Полякова, а с ней в довесок пришел хромой фотограф. И в качестве незваного гостя — лейтенант госбезопасности Куликов, который должен был завизировать конечный текст статьи. Интервью получилось масштабным. О себе я говорил крайне мало, зато о рабочем коллективе постарался дать как можно больше разрешенной информации. Не забыл поведать и о нашем славной комсомольской ячейке, о перевыполнении обязательств, о просветительской деятельности и готовности трудиться столько, сколько потребует от нас государство до полной победы над немецко-фашисткими захватчиками. И даже общее фото сделали, поставив в центр счастливую Снегиреву. В общем, интервью получилось достойным, и Зальцман как-то раз на полигоне даже похвалил меня за него.

Секция самбо, которую я столь необдуманно возглавил, отнимала последние силы, но при этом, как ни странно, тело мое только набирало форму, и я достиг прекрасных физических показателей — мог подтянуться больше двадцати раз, жал с груди восемьдесят, приседал сотню, и садился на шпагат, как продольный, так и поперечный, не забывая не только наращивать мышечную массу, но и уделять внимание растяжке. Кстати, за короткий я прибавил десять килограмм веса, хотя с продуктами было все так же туго.

Еще приходилось подкармливать моих беспризорников — минимум раз в неделю в свой законный выходной я мотался в Миасс в детдом, обязательно прихватив гостинцы. Благо, деньги еще оставались, хотя и таяли с каждым днем. К Аньке я особенно привязался. Девчуля оказалась чудесная — тихая, спокойная, очень умная, но совсем не образованная. Впрочем, там почти все дети этим страдали. Работникам детдома приходилось заниматься их обучением, но контингент подобрался особо трудный, и учебные процессы шли медленно. Поэтому я проводил своими силами образовательные часы, собирая детей в круг — ко мне они тянулись охотнее, чем к