– Идеальный песик с прибабахом, – поправляю я его, а затем подзываю Стива. Опомнившись, он запрыгивает на диван между нами, едва не отталкивая меня в сторону – видимо, Доминик действительно чешет его лучше меня. Предатель с прибабахом.

– А с тобой все в порядке? – спрашивает Доминик, почесывая Стива, погрузившегося в новый транс. – Можем поговорить, если хочешь. По сообщению я решил, что у тебя…

– …паника?

– Ну… типа того.

Я отпиваю большой глоток воды, затем ставлю стакан на кофейный столик.

– Знаешь, как в некоторых школах среди выпускников проводят конкурсы? На лучшую кокетку, самую нарядную в классе и так далее?

Доминик робко трет затылок.

– Я выиграл титул, э, «Мистер Вундеркинд».

Я огреваю его подушкой.

– Господи, ну разумеется. Так вот. Я уже говорила тебе, что мой папа умер, когда я заканчивала школу. И неофициально (но достаточно официально, чтобы я об этом знала) все называли меня «Выпускницей, у которой умер папа». Такой меня и запомнили все мои одноклассники – по этой грустной истории. Я понимаю, что не единственная потеряла одного из родителей, но иногда мне кажется, что я никогда не смогу избавиться от этого клейма.

– Мне очень жаль, – говорит он. – Я даже представить себе не могу, каково это. Но почему ты вспомнила об этом сейчас? Что произошло?

Я объясняю, что произошло на «праздничном» ужине Амины, и он медленно, тяжело вздыхает.

– Она не имеет права винить тебя, – говорит он. – Ты ведь это понимаешь, да?

– С точки зрения логики – да, но… – Я вздыхаю, произнося то, что волновало меня с тех пор, как Амина это упомянула – а может быть, и гораздо дольше, чем мне самой хочется признавать. – Иногда я спрашиваю себя, не слишком ли зациклена на радио. Если ты еще не понял, это, типа, вся моя жизнь. – Но когда я готовлюсь к выпуску о го́ре, который должен состояться через две недели, это совсем не похоже на работу.

Секунду он молчит.

– Но тебе ведь нравится быть ведущей. И у тебя отлично получается.

– Ты и так спишь со мной. Не нужно мне льстить.

– Но я не льщу. Это правда. Ты отлично импровизируешь и от природы умеешь шутить. Тебя просто… весело слушать.

Я хочу понежиться в этих комплиментах, но не могу выбросить из головы сцену в баре с Аминой и Ти Джеем.

– Да, я обожаю эфир. И дело даже не столько в том, что я теперь ведущая, сколько в том, что со времени выпуска из универа у меня была одна и та же работа. Это вообще нормально?

– Конечно, если ты нашла свое место. – Он пристально смотрит на меня. – Я буду твоим бывшим столько, сколько захочешь. Знаю, мы договорились на шесть месяцев, но я готов поддержать любые твои решения. Надеюсь, ты это знаешь.

– Я… я этого не знала, – говорю я. Меня немедленно охватывает теплая легкость. – Но спасибо тебе. Наверное, мне просто казалось, что к этому времени я устроюсь в жизни. Но мне уже не двадцать один и не двадцать пять, а почти тридцать, и все равно я как будто не приблизилась к цели. Все требуют от меня устроиться в жизни, а я понятия не имею, что делаю. Мне всегда хотелось брак, как у моих родителей, и, может быть, семью, но пока что я не могу об этом даже помыслить. Я знаю, типа, только два рецепта – и те не наизусть. Я питаюсь исключительно готовыми наборами. У меня есть абонемент в спортзале, которым я никогда не пользуюсь. Я работаю по выходным. Иногда мне кажется, что я только пытаюсь сойти за взрослую – я как будто жду, пока настоящий взрослый скажет мне, стоит ли делать взносы в пенсионный фонд и что делать, если из мусоропровода начнут раздаваться странные звуки. Это… это полный пиздец, – смеюсь я против воли, чувствуя, как подступают слезы.

Я задираю очки и вытираю лицо, пытаясь не разреветься перед ним – с парнями, которых ты используешь для секса, такое, наверное, не разрешается. Но он, разумеется, видит, и, когда он притягивает меня к себе, я не сопротивляюсь.

– Я думаю, ты потрясающая, – говорит он. – Я боялся тебя с тех пор, как начал работать на ТОР.

– Ну да, как же.

– Я серьезно. – Он проводит пальцами сквозь мои волосы, и я со сжавшимся сердцем понимаю, что он мягко их распутывает. – Ты так уверенно держалась и так бегло говорила на языке радио, что я почувствовал себя идиотом.

– Извини, – говорю я, съеживаясь.

– Но я правда был идиотом, – говорит он. – Я многого не знал и тем не менее позволил себе распахнуть дверь ногой просто из-за какой-то там степени. А кроме того, ты заботишься о пятикилограммовом псе. По-моему, это какой-никакой показатель успеха. Я всегда забываю полить растения, а уж им-то вода нужно только раз в неделю.

– Трехкилограммовом. Но энергии у него хватит на мастифа.

Он смеется и прижимает меня крепче, делая коже головы массаж пальцами. Мне больно от того, как мне хорошо – потому что, разумеется, это чувство преходяще. Не знаю, какой у него срок годности, но совсем скоро Доминик перестанет быть моим. Он и сейчас едва ли мне принадлежит.

– Я тоже думал, что устроился, – говорит он. – Магистратура, долгие отношения. Я рассчитывал, что мы куда-нибудь переедем, что она поступит в медакадемию, а я буду благородным журналистом, разоблачающим злые корпорации, и что у нас будет большая пышная свадьба.

– Ты правда этого хотел? – спрашиваю я.

Он медлит, прежде чем ответить.

– Нет, не хотел. Но в первые месяцы после разрыва – да, абсолютно. Эти отношения сформировали меня. Я не знаю, вырос бы без них – не узнав, каково это, когда тебе разбивают сердце. А теперь я просто ношу эту боль в себе – так же, как ты носишь внутри своего папу.

Я тянусь рукой, чтобы погладить его по щеке. Он снова оброс щетиной – как я по ней скучала. У него нет всех ответов (потому что их нет ни у кого), но по крайней мере с ним немного легче.

Я была уверена, что «без обязательств» будет безопаснее, потому что он так отличается от других парней, с которыми я встречалась прежде, – парней, которые устроились в жизни. Какая нелепость: парень, который якобы является моим бывшим, мог бы быть отличным нынешним. Я думала, мне нравится опасность того, что мы вместе – маленький секрет, который мы скрывали от коллег уже две недели, – но таким он мне нравится даже больше.

Мне нужно перестать об этом думать.

– Сегодня я пообедал со старым знакомым по имени Эдди, – внезапно говорит Доминик. – Мы были единственными корейцами в средней школе, и я думал, что это сплотит нас навсегда, но мы потеряли связь после старшей школы. Он работает на каком-то сверхмодном стартапе и, видимо, станет миллионером после того, как продаст его. Он только что расстался со своей девушкой, и ему тоже нужно было с кем-нибудь поговорить. Было здорово. Наверное, мы встретимся еще раз.

– Ты меня опередил. Я собиралась спросить у Рути, не хочет ли она как-нибудь выпить, но мне… было как-то не до этого.