По пути сюда Доминик рассказал мне о взрослении в Истсайде.

– Помню, что неделями ждал поездки в Сиэтл, – сказал он. – Настолько это было волнующе.

– Как мило, – сказала я. Будучи городской девчонкой, я не могла перестать дразнить его. – Малыш Доминик в огромном городе.

А теперь я сижу рядом с ним на потрясающем викторианском диване, словно позаимствованном из фильма 1950-х, и отчаянно хочу понравиться его родителям, не совсем понимая зачем.

– У вас прекрасный дом, – говорю я, и они оба выглядят польщенными.

– Мы очень им гордимся, – говорит Марго с такого же дивана на двоих. – Он как живой – мы периодически меняем интерьер, когда доходят руки или когда находим что-то такое, что пока не можем выставить на продажу в магазине. Доминик практически вырос там. Наверное, вы уже все это знаете, хотя мы о вас ничего и не знаем.

– Мам, – говорит Доминик себе под нос, и это звучит как предупреждение.

Я жажду оказаться в альтернативной реальности, где Марго не занимает оборонительную позицию.

– Ты никогда еще не был таким скрытным, – продолжает Марго, поправляя подол прозрачной юбки. – Он постоянно публиковал что-нибудь на «Фейсбуке» и злился, когда я была первой, кто лайкнула пост. Однажды в университете он даже позвонил мне, чтобы вежливо попросить меня перестать это делать, потому что мои лайки были видны всем его друзьям.

Настолько пунцовым я лицо Доминика еще никогда не видела.

– Больше я так не делаю, – говорит Доминик. – Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз заходил на «Фейсбук».

– По крайней мере, теперь у нас есть возможность познакомиться с вами, – говорит Марго. – Чем занимается ваша мама, Шай?

Я ценю то, что Доминик, судя по всему, предупредил их о моем папе.

– Она скрипачка в Сиэтлском симфоническом оркестре.

Ее лицо светлеет, и я, благодарная, что это заработало мне пару очков, чувствую прилив гордости.

– Вот это да! Мы на прошлой неделе слушали симфонию «Юпитер» Моцарта. С ума сойти. Вы, должно быть, все время проводите на концертах.

– Не так часто, как прежде, – признаю я. – Но было любопытно родиться в семье такого музыкального сноба, как моя мать. Когда я начала слушать Backstreet Boys, она восприняла это как персональное оскорбление.

Доминик улыбается, и мне совсем не нравится, как на это реагирует мое сердце.

– Могу достать для вас контрамарки, если хотите, – добавляю я.

– Не хочу никого утруждать.

– Нет, правда, это не проблема. У мамы их всегда куча.

– Что ж, тогда спасибо. Очень мило с твоей стороны, – говорит она, смягчаясь. – Ты уже давно работаешь на радио?

– Со времен университета. – Нисколечко не грустная тема. Не-а. – А как часто вас навещает Доминик?

Моррис поправляет бирюзовые очки у себя на носу.

– Кристина и Хьюго обычно навещают нас в Рождество – они живут в других штатах. Моника и Джанет – каждый месяц. А вот Доминик частенько заезжает.

– Не хочу сказать, что я их лучший ребенок, потому что бываю здесь чаще остальных, но…

Его мать подмигивает ему, и в этот момент с моим сердцем опять что-то происходит. Я тоже хочу перемигиваться – не как подруга, соведущая или псевдобывшая, а как его девушка.

– Приятно с тобой познакомиться, – говорит Моррис, – пускай и при необычных обстоятельствах. Вы с Домиником явно создали нечто особенное, и хотя в иной ситуации я бы вряд ли стал слушать подобное, многим это, видимо, близко. И здорово, что вы сумели остаться друзьями. – Он встает. – На случай, если ты хочешь провести Шай экскурсию по дому, мы пока закончим приготовления к ужину.

– Может, вам помочь? – спрашиваю я.

Марго отмахивается.

– Все уже почти готово. – Она ухмыляется и добавляет: – Ну и не буду скромничать: нам бы хотелось похвастаться домом.

– Думаю, сперва я покажу ей свою детскую спальню, – говорит Доминик. – Пускай еще немного посмеется.

* * *

– Да это целый плюшевый зоопарк.

Я поднимаю на них взгляд: полка над полкой, у каждого есть личный отрезок пространства, некоторые из них в коллекционных упаковках. Медведи, птицы, обезьяны, львы и ящерицы всех мыслимых расцветок с нетронутыми ярлыками. И эти полки – они выглядят так, словно были прибиты исключительно ради хранения мягких игрушек.

– Это болезнь, – говорит Доминик, поникнув головой.

– Как это случилось? Как вообще можно было купить столько малышей «Бини»?[40]

– Триста двадцать, если быть точным. Родственники из Кореи дарили их мне и моей сестре Кристине, когда приезжали в гости. – Он указывает на синего мишку, усеянного корейскими флагами. – Вот этим они гордились больше всего. Но Кристине игрушки не понравились, и она отдала их мне, а я по какой-то причине их обожал. Я был одним из тех, кто думал, что однажды они будут стоить целое состояние. И на сто процентов ошибся.

– Они ведь уже тогда были никому не нужны?

– Ну да. Теперь ты видишь, почему я потерял девственность только в университете.

– У меня нет слов… – Я качаю головой. Одновременно мило и гомерически смешно представить, как маленький Доминик кропотливо расставляет их на полках. – Не знаю, как мне дальше спать с человеком, у которого триста двадцать малышей «Бини».

– Увы. Я знал, что к этому все и придет. Ну что ж, зато нам было хо…

Я прерываю его, прижавшись ртом к его рту, и захлопываю за нами дверь ногой. Он притягивает меня, обхватив меня за бедра. Жар его языка, древесный запах мыла, которое пахнет гораздо лучше, чем одеколон, – так я ему сказала. Я всегда жду следующего момента, когда мы окажемся в одиночестве, и хотя ночевок больше не было, каждый вечер после Оркаса мы провели вместе.

Теперь мы изучили друг друга достаточно хорошо и знаем, какие именно прикосновения нам нравятся. Когда он целует точку, где моя шея переходит в плечи, я издаю мягкий стон, который, как мне уже известно, он обожает. У него уже стоит – я всегда чувствую легкий азарт от осознания его желания.

Из-за лязга на кухне мы отскакиваем друг от друга.

Он убирает пальцы с моего ремня и делает шаг назад. Кожа моей шеи раскалена добела.

– Возможно, это к лучшему, – говорит он с робкой ухмылкой, показывая на малышей. – Тебе бы потом снились кошмары.

Перехватывая дыхание, я изучаю оставшуюся часть комнаты. У него на столе коллаж из фото, который не обновлялся годами.

– О-о-о, это твое выпускное фото? Ты был такой милый. Я бы точно на тебя запала. – Я плюхаюсь на его кровать. – Не могу поверить, что уже выпустилась из универа, когда ты еще учился в школе. Чувствую себя динозавром.