Мне, вообще, даже понравилось приходить на передовую ночью. Это у нас называется «Казнью». Пришли в окоп, заняли позиции, дождались жертву и убрали, желательно из «тихих». Ночью стреляем даже лучше, чем днем — немчура сама помогает: подвешивают осветительные ракеты, а сами ходят, почти не скрываясь. Любят у них офицеры по ночам на позиции вылезать, записи делать. Убрали как-то двоих, потом бойцы слазали к ним в траншею и взяли бумаги, с которыми офицеры работали. Оказалось — планы строят. Ну-ну, мы не против.

Где-то за спиной опять жахнуло, послышался грохот — наверняка еще один дом разрушили. Таким макаром скоро во всем Сталинграде ни одного дома не останется даже наполовину целого. Немцы преднамеренно разрушают город: бьют артиллерией, затем зачищают оставшиеся щели огнеметами. Нам даже приказ специальный зачитали — огнеметчиков особо выявлять и отстреливать. Последнее время их стало меньше — поняли уже, что за ними идет целенаправленная охота. Так же, как за связистами и снайперами. Последних, кстати, не так уж и много, вот у нас — все наоборот. В каждой роте, да что там, в каждом взводе есть стрелки. Все воюют с прикрытием, а это здорово сказывается на результатах. Вот группа Зайцева, например, заняла позиции у СТЗ, когда нас отозвали на отдых, а там прорыв. Шесть пар отличных стрелков, во главе с главстаршиной Василием Зайцевым, задержали наступление вражеского полка. Их даже к наградам за это представили, о как. Только сам Василий был серьезно ранен. Ну, и мы тоже не даем немчуре расслабиться.

Когда вернулись в землянку, нас застал приказ о срочном отходе за Волгу. Вызывали на командный пункт штаба фронта. Переправиться удалось спокойно — ночью немцы не особенно бомбили. Возможности подсветить реку у них почти не было, так близко они еще не подошли. Случаются, конечно, отдельные засветки, но толку от них мало. Да и у нас ни зенитчики, ни авиация тоже не спят. Летчики, кстати, вообще молодцы, работают на износ. Мы только диву даемся — когда же они отдыхают-то?

— Слушай сюда, лейтенант, — после обычного приветствия произнес командующий Сталинградским фронтом. — Пора вам на дело! — Еременко взял паузу, а я оглядел присутствующих. Истомина что-то не видно, а у нас уже как паранойя: если не от Петровича приказ идет, значит — будет дупа.

Истомин появился в землянке вовремя. Еременко уже открыл было рот, но, увидев вновь вошедшего, кивнул ему.

— Александр Петрович, ваши люди, вы и ставьте задачу, — отделался от нас комфронта.

— Так точно, товарищ комфронта. Новиков, пойдем прогуляемся, — Истомин как-то странно взглянул на меня и подмигнул. Узнаю Петровича — всегда вызывает один на один, не любит чужих ушей.

— Кто еще в курсе, товарищ старший майор? — спросил я, после того как Истомин рассказал мне суть задания.

— Кроме комфронта и члена Военного совета фронта, никто, — подчеркнул Александр Петрович.

— Это хорошо. Меньше знают, лучше спят, — вздохнул я. Подумалось: «А то еще «утечет» где-нибудь. Не на простого офицера-окопника идем».

— Я попрошу их и дальше сохранять это в тайне. Так спокойней, да и Ставка присвоила гриф «СС».

— «Совершенно», значит. Отлично. Товарищ старший майор, а почему только сейчас?

— А когда еще? Немчура втянулась, отступать некуда. Через месяц, ну — в крайнем случае — через два, мы захлопнем кольцо. Рокоссовский пока буксует под Ольховкой, немцы там хорошие силы собрали. Донской фронт грызет их уже неделю, а тем все «до лампочки» — сидят, как бессмертные. Еременко, с минимальными потерями, вполне удачно руководит обороной Сталинграда. Василевский — с юга на подходе. Самое время.

— Далеко, однако. Выходить тяжело будет, — заметил я, прикинув по карте маршрут.

— Вот и подумайте на досуге. На тот берег больше ни ногой, ясно? — сурово спросил Истомин.

— Так точно, товарищ командир, — бодро ответил я, — на задание-то все равно туда идти.

— Это другое, и ты меня правильно понял, не умничай. В город больше не лезь — это приказ! — Наш майор стал совсем серьезным.

— Да понял я, понял. — Я вытянулся и картинно вскинул руку к виску.

— Смотри, если опять «положишь» на приказ — «губой» не отделаешься, обещаю.

— Товарищ старший майор, — я потупил глаза, — ну что я, маленький, что ли?

— Конечно, маленький, только хрен как у взрослого — постоянно норовишь нарушить приказ.

Сидеть в болоте в начале ноября — это что-то. Долбаные фрицы лезут в Сталинград днем и ночью. Колонны, большие и не очень, идут без конца. Мы уже сутки сидим в небольшом, местами пересохшем болоте, бывшем когда-то не то речушкой, не то озерцом, боясь двинуться. Пользуясь редким кустарником, укрываемся от вездесущего врага. Страшит даже не опасность сгинуть — слишком задание важное, от нас очень многое зависит. Немчура тоже охотится на наших командиров — перед выходом слышал, опять кого-то подстрелили. Вот и мы «охотимся». Ставке на этот раз «приглянулся» Манштейн. Фельдмаршал хоть и не может пока взять Сталинград, но очень к этому стремится. От «агентурных» стало известно, что он постоянно сидит в штабе, в Вертячем — их фюрер запретил ему бывать на передовой, напуганный отстрелом высшего командования Вермахта. Мы пытаемся приблизиться к хутору второй день. Как это сделать — пока не придумали. Войск здесь хоть и немного — немчура постоянно двигается ближе к Сталинграду, но хватает. Мы напоролись на один отряд, в двенадцать немецких рыл, вчера вечером. Позже оказалось, что в этом районе находится перевалочная база. Немчура здесь силушку копит — местность располагает к скрытному накоплению сил. Ночью танки грохотали — странно, что наши их не бомбят. Может, свободных летунов нет, все на обороне города заняты.

Расстояние до Вертячего по вражеским тылам мы преодолели на машине. Легенда была, конечно, аховая, но — почти прокатило. От тех же «агентурных» стало известно об особом внимании фрицев к диверсионным группам противника. Любых пленных, захваченных в немецком тылу, приказано доставлять прямо в штаб командования. Видимо, нас очень хотят увидеть те, на кого мы охотимся.

Толя Круглов был за водителя, Зимин сидел рядом в унтеровской форме и изображал командира. Одеты мы были в егерский камуфляж Вермахта, казаха и Вано везли в крытом кузове как пленных. Даже гримировать не пришлось — морды у всех побитые. Все бойцы группы довольно прилично говорили на немецком, почти проскочили уже, но вот у этих болот — нарвались. Не поверили фрицы в доводы Зимина о пленных, решили устроить тщательный досмотр машины и проверку документов. Вообще, по дороге нас останавливали, конечно — один раз даже какой-то майор хотел побить «пленных», еле оттащили. Все уже наслышаны о «зверствах русских диверсионных групп». Так вот, ни одному патрулю и в голову не пришло позвонить к себе в штаб и навести справки. К слову, мы были очень этому рады. А вот этим ревнителям устава что-то не понравилось: может, Толин немецкий, а может — еще что-нибудь. В основном у нас, как обычно, говорил Зимин — его безупречное произношение всегда отбрасывало всякие сомнения у противника. В этот раз один из проверяющих сразу побрел к телефону — позвонить, значит, решил. Допускать этого нам было, естественно, нельзя. Короче, немцев мы постреляли — те даже мяукнуть не успели, даром, что жандармы, подготовка подвела. Но и мы, вообще-то, далеко не простая пехтура. Зимин навскидку из «Вальтера» пулеметчику, что сидел в люльке мотоцикла, с двадцати метров прямо между глаз зарядил. Остальных почикали примерно так же. Дальнейший путь на машине посчитали опасным. Спешившись, полезли в лес, а за ним — вот это самое болото. Вроде и проходимое, название только что — болото, однако ж немчуры тут нет. Машину и немецкий байк загнали в заросли ивняка, насколько возможно, закидали ветками — получилось нормально.