Я сижу на скамейке, которая на платформе. По платформе идет мертвый мальчик. На нем футболка, а на футболке написано: «Ствол — самый умный». Мертвый мальчик даже не смотрит на меня, проходит мимо. Он какой-то сердитый. Он проходит мимо, и теперь мне видно, что написано у него на футболке сзади: «И мертвый».

Интересно, а как я выгляжу со стороны? Сижу на скамейке, на платформе, которая на вокзале. В костюме, как у настоящего бизнесмена, хотя я вовсе и не бизнесмен. Наверное, со стороны это выглядит очень смешно.

Я встаю со скамейки. Достаю из кармана билет на поезд. Это такая карточка из твердого пластика. Я читаю, что там написано, на карточке. Там написано: «Реддинг». Я надеюсь, что это не просто билет туда, а туда и обратно, потому что я не собираюсь торчать тут всю ночь и смешить людей...

Ральф подбегает ко мне, к тому месту, где я стою. Он весь запыхался, щеки красные, как попа у малыша, которого отшлепали по попе. Ральф говорит:

— Ствол. Прости, ради Бога. Ты же знаешь, как это бывает...

Я молчу. Потому что я злюсь.

— Да ладно, Ствол. Не сердись. Прости нас с Рубриком. Мы слегка... э... увлеклись. — Ральф сует руки в карманы. Портфель он поставил на землю, у ног. Он оглядывает всю платформу, потом опять смотрит на меня. Я снова сел на скамейку. Я все еще злюсь. — Ты не подумай, Ствол. Ничего не было. Это все — чисто платонически. Кстати, ты хочешь есть?

Я киваю.

— Пойдем поедим. — Ральф протягивает мне руку и говорит: — Ну, вставай. — Я беру его руку, и он помогает мне встать. Мы идем ужинать.

— Так, я, наверное, начну с супа. А ты, Ствол? Уже выбрал?

Я читаю меню. Ральф Эггертон сидит прямо напротив и смотрит на меня. Официант стоит рядом и тоже смотрит на меня. Держит в руках карандаш и блокнотик. Я читаю меню.

— Ствол, вот здесь. — Ральф говорит: — Видишь? Закуски и первые блюда.

— А, — говорю. — Я буду... я буду... вот, креветки на булочке.

— Хорошо. — Ральф Эггертон смотрит на официанта, который пишет у себя в блокноте. — Грибной суп «Ядреный» и креветки на булочке. Ствол, хочешь чего-нибудь выпить?

Я улыбаюсь. Нет, нет и нет. Только не апельсиновый сок с газировкой.

— Я буду вино.

— Вино. — Ральф смотрит на официанта, который ждет с карандашом наготове. Он — настоящий профессионал. Ральф говорит: — Бутылку красного.

— Хорошо, сэр.

— Теперь горячее. Я, пожалуй, возьму spaghetti con le punte di asparagi. — Ральф ставит локти на стол и улыбается мне, положив подбородок на руки. — Ствол, ты что-нибудь выбрал?

Я качаю головой.

Ральф берет меню, смотрит в него и говорит:

— Вот. Тебе точно понравится. Pennette tricolori con pepperoni e pomodori secchi. Ты любишь перец?

Я киваю.

— Вот и славно. — Ральф смотрит на официанта. Отдает ему меню и говорит: — Spaghetti con le punte di asparagi и pennette tricolori con pepperoni e pomodori secchi. И ваш самый лучший фирменный десерт. Две ложки. Спасибо.

— Хорошо, сэр.

Ральф Эггертон смотрит на меня и улыбается. Его усы как будто подрагивают в мерцающем свете свечей. Он мнет в пальцах салфетку, которая красная. Потом кладет салфетку на стол. Стол накрыт клетчатой скатертью в красно-белую клетку. Ральф улыбается и говорит:

— Ну ладно, вернемся к нашим баранам.

— К каким баранам?

— К нашему прерванному разговору. — Ральф говорит: — Вести разговор — это большое искусство. Расскажи мне о себе. О своей личной жизни.

— О чем?

— Ствол, у тебя сейчас кто-нибудь есть? С кем ты встречаешься... э... и вообще?

— Да, — говорю. — У меня есть девушка.

— И как ее зовут?

— Звездочка, — говорю. — Но сейчас мы с ней не видимся.

— Решили устроить себе перерыв?

— Ну, типа того.

— Порезвиться на травке?

— Мы не резвимся на травке. Ее вообще не выпускают из дома. Мама ей не разрешает никуда выходить.

— Все ясно. — Ральф говорит: — Отношения между мужчиной и женщиной — они всегда непростые. Всегда подавляют и обременяют. А, вот и вино.

Официант приносит вино. Держит бутылку, обернув ее полотенцем. Ну, как будто бутылка грязная или противная, хотя она вовсе не грязная. И не противная. Это очень хорошая бутылка. Просто шикарная. Официант разливает вино по бокалам. Один — для Ральфа, второй — для меня. По вкусу — как черная виноградная шипучка, только без газа.

Ральф говорит:

— А вы с этой девушкой... с твоей подругой...

— Со Звездочкой.

— Да. — Ральф говорит: — Вы со Звездочкой. Вы с ней...

— Что?

— Вы с ней...

— Что?

— Вы с ней ходите по ресторанам?

Я качаю головой.

— У нас с ней не так много денег.

— Жаль. Очень жаль. — Ральф поднимает глаза к потолку. Под потолком крутится вентилятор. — Ничто так не сближает, как интимная трапеза при свечах. Сколько сердец соединилось над ресторанными столиками.

Я пожимаю плечами.

— Я бы сказал, что немало.

— Ну, — говорю, — это все для богатых.

— У вас тоже должны быть свои рестораны, которые недорогие.

— Ничего у нас нет.

Ральф задумчиво чешет подбородок.

— Тогда как же вы сходитесь? Э... в смысле, общаетесь?

— Ну...

— Любовь расцветает в подходящей для этого обстановке. А если такой обстановки нет... как же тогда?

— Я не очень в этом понимаю. — Я пытаюсь ему объяснить: — Я просто люблю ее, и все такое. Очень люблю. Но когда я не ем таблетки...

— Таблетки?

— Да, — говорю. — Ну, знаете. Ешки и стразы.

Ральф понимающе кивает и говорит:

— Понятно. Продолжай.

— Когда я не ем таблетки, я вообще ничего не могу. Ну, в смысле любви.

— У тебя сложности?

— Да.

— Тебе трудно выразить...

— Да.

— Трудно сказать ей...

— Ага.

— Что ты ее любишь.

— Нет. — Я подбираю слова. Думаю, как лучше сказать. Этот дяденька — он все понимает. С ним можно говорить обо всем. — Я ей всегда говорю. Ну, что люблю. Это как раз очень просто. Сказать можно все, что угодно. Говорить — это совсем не сложно. Сложно другое. Понимаете, я не могу... как бы это сказать. Ей вечно хочется всяких глупостей. А мне совершенно не хочется никаких глупостей. Мне хочется глупостей, только когда я наемся таблеток или когда Звездочка на меня сердится и не хочет, чтобы я к ней приставал. У нас так всегда: мне хочется, только когда ей не хочется.