через него доводить до военных кругов и до органов контрразведки свои идеи. Уже перед началом войны с Советским Союзом сотрудник русского посольства Эрдберг просил его [Харнака] ускорить организацию радиосвязи с Москвой. Перед самым началом войны подсудимый после первоначально выраженного несогласия заявил о готовности взять на себя шифрование радиограмм. Эту работу он выполнил по меньшей мере 5 раз, при этом он направлял зашифрованные радиограммы радисту Коппи через привлекавшихся в качестве связных Беренса и г[оспо]жу Шлезингер. Временно у него находился дома радиопередатчик. Он принял также от русских 8000 германских марок, предназначавшихся для поддержания радиосвязи, и в целях конспирации надежно их поместил. Он получил также от Эрдберга шифр и еще в середине августа [1941 года] направил для последующей передачи в Москву сообщение, в котором говорилось о том, что следует ожидать наступления в направлении на Баку.

4) Мильдред Харнак

Обвиняемая приобщилась к миру коммунистических идей под влиянием мужа. При обмене информацией с Шульце-Бойзеном Арвид Харнак привлекал жену к работе лишь в самой незначительной степени: по установленным данным, ей поручали только переписывать сообщения. Обвиняемая знала о попытках установления радиосвязи с Советским Союзом и о том, что ее муж, уединяясь для этой цели в отдельной комнате, занимался шифрованием. Когда однажды в августе 1941 года к ней пришла г[оспо]жа Шульце-Бойзен и сообщила, что ей крайне необходимо переговорить с г[осподи]ном Харнаком, т[ак] к[ак] прибыл человек из Брюсселя[333], обвиняемая по меньшей мере подозревала, что посещение незнакомца связано с тайной радиосвязью. По просьбе г[оспо]жи Шульце-Бойзен Мильдред Харнак вызвала своего мужа с места работы, однако при разговоре не присутствовала.

5) Герберт Голльнов

В 1938 году он устроился на должность секретаря консульства при министерстве иностранных дел. После прохождения учебных сборов 1 апреля 1939 года Голльнову было присвоено звание лейтенанта [вермахта]. В июле 1940 года обвиняемый преподавал в школе авиации в Тутове. 1 июля 1941 года Голльнов получил звание старшего лейтенанта [вермахта].

Голльнов – одаренный, целеустремленный, честолюбивый человек. Поскольку для дальнейшего продвижения по служебной лестнице в министерстве иностранных дел необходимо было хорошее знание иностранных языков, в 1938 году Голльнов берет уроки у обвиняемой Харнак, с которой у него складываются теплые, дружеские отношения. Позднее [в 1941 г.] обвиняемый начинает научную деятельность совместно с доктором Харнаком, которая продолжается до начала августа 1942 года.

Харнак рассказывал об устремлениях Голльнова подсудимому Шульце-Бойзену, и при содействии последнего Голльнова направляют (в октябре 1941 г. – В.П.) для работы в верховное главнокомандование вермахта, в отдел контрразведки. Как и доктор Харнак, Шульце-Бойзен считал, что их политические воззрения могут оказать влияние на молодого офицера. Со временем Голльнов узнал, что Харнак придерживается явно социалистических идей, а также проявляет дружелюбие по отношению к Советскому Союзу. Голльнов как член НСДАП сначала был в корне не согласен со взглядами доктора Харнака, но с течением времени его начали одолевать сомнения.

При этом обвиняемый Голльнов знал столь же мало о коммунистических позициях и изменнической деятельности Харнака, как и Шульце-Бойзена[334]. Обвиняемый пытался опровергать и оспаривать рассуждения Харнака. С этой целью Голльнов после начала войны [с СССР] рассказывал ему о фактах, известных по службе и иногда представлявших собой секретные дела особой важности. Так, например, весной 1942 года во время разговора о предполагаемом ходе военных действий против Советского Союза обвиняемый сообщил Харнаку, что народы Кавказа готовы выступить против СССР, рассказал, что [для проведения] немецких операций на Кавказе формируются специальные подразделения воздушно-десантных войск, набранные из русских и, как намекал Голльнов, предназначавшиеся для [захвата] русской нефтяной промышленности – основного объекта наступления. Обвиняемый рассказал также о секретном плане, согласно которому был намечен захват Москвы русскими военнопленными. Наконец, Голльнов сообщил Харнаку сведения об организации в России контрразведки [абвера] и о наличии по всей территории России немецкой агентурной сети. Отвечая на возникшие по этому поводу вопросы, подсудимый сказал, что местом нахождения одного немецкого агента является город Куйбышев.

По заключению отдела абвера верховного главнокомандования вермахта, вся вышеуказанная информация, переданная Голльновым Харнаку, представляет собой государственную тайну. Наконец, Голльнов обвиняется в нарушении служебного долга на фронте: по его приказу (обвиняемый действовал умышленно) русские военнопленные-коммунисты вместо расстрела были переведены в другой лагерь.

6) Хорст Хайльманн

1 сентября 1940 года [обвиняемый] поступил на международный факультет Берлинского университета.

Римско-католического вероисповедания, состоял в рядах гитлерюгенд, где являлся лидером, с сентября 1941 года – член НСДАП и национал-социалистского союза студентов.

Осенью 1940 года Хайльманн знакомится с подсудимым Шульце-Бойзеном, который преподавал на факультете, где учился Хайльманн. Шульце-Бойзен помогает студенту Хайльманну в работе над темой «Советы и Версаль». Со временем молодой человек проникся глубоким уважением к своему преподавателю, просто боготворил его, не зная истинных политических позиций последнего. Шульце-Бойзен предлагает Хайльманну совместно разработать тему для дипломной работы «Крестовый поход на Москву». Часто во время совместной научной работы происходил обмен мнениями, в результате чего Хайльманн узнал о негативном отношении Шульце-Бойзена к национал-социалистской политике государства и о его симпатиях к Советскому Союзу. Под влиянием Шульце-Бойзена ранее незыблемые национал-социалистские принципы Хайльманна были подорваны.

30 августа 1942 года Шульце-Бойзен открыто рассказывает Хайльманну о своей нелегальной работе на коммунистов и о своих контактах с людьми, имеющими непосредственную связь с Москвой. Молодой человек предложил сотрудничество. В этой связи он сообщил, что в [отделе контрразведки] верховного командования сухопутных войск известны основные радиошифры нелегальных восточных агентов (этой информацией обвиняемый располагал по служебной линии)[335]. Шульце-Бойзен попросил Хайльманна, чтобы тот передал ему расшифрованные радиограммы, из которых можно было извлечь сведения о местонахождении нелегальных передатчиков, их кодовые ключи, а также, при случае, имена выявленных нелегальных агентов, проживающих в Берлине. Хайльманн согласился без колебаний. Он понял, что Шульце-Бойзен хотел предупредить людей, занимающихся нелегальной радиосвязью.

На следующий день (31 августа 1942 г. – В.П.) обвиняемый отыскал на службе радиограмму от 29 августа 1941 года[336], в которой шла речь о Кукхофе, Арвиде (подсудимый Харнак), «Коро’ и Александре Эрдберге, и переписал ее содержание, чтобы потом передать Шульце-Бойзену. Затем с той же целью он тайно узнал шифр нелегальных передающих радиостанций «Венцель» и «Тино»[337], а также данные об агентурной сети западного региона и используемых там условных сигналах. Через своего начальника отдела Хайльманн обнаруживает также, что под псевдонимом «Коро» скрывается подсудимый Шульце-Бойзен, который, как было установлено… является агентом Москвы.

Как показывает подсудимый Хайльманн, он думал, что не причиняет никакого вреда государству, поскольку имел дело со старыми, расшифрованными радиограммами; он намеревался лишь доказать уважаемому учителю, дружбой которого очень дорожил, свою преданность, не нарушая при этом служебного долга