когда педагоги срывались на учеников. Сам человек чрезвычайно эмоциональный и взрывной, Песталоцци прощал такие срывы, если они не носили системного характера.

Но, увидев педагога, который во время урока читал по книжке, — немедленно с ним расставался.

Вообще профессия учителя в то время, во многом, была уделом людей, которые хотели, не особо напрягаясь, получать постоянный доход. Вспомним сапожника Самуила Гизли, который руководил нашим героем в Бургдорфской школе. Казалось бы, они должны были ринуться и в Ивердон. Однако к тому времени авторитет Песталоцци был таков, серьезность его отношения к делу стала столь широко известна, что в институт шли работать только те люди, которые хотели узнать новую систему и учить детей именно по ней.

Но даже самые замечательные педагоги не все выдерживали строгих требований Песталоцци, да и просто чрезвычайно насыщенного ритма школьной жизни. Регулярно вспыхивали споры, возникали конфликты. После некоторых «горячих» бесед учителя уходили, игнорируя постоянную и не маленькую зарплату.

Характерно, что по поводу самой системы споров почти не возникало. Когда ученики чувствовали, что интересны педагогу, в ответ они демонстрировали такую заинтересованность в учебе, что казалось нелепым и просто невозможным учить как-то по-другому.

Педагоги вменяли своему руководителю, например, что он уделяет мало внимания обучению или что он заформализовал сам метод. Другими словами, страстно защищали систему от ее создателя. Сама система демонстрировала такую свою эффективность, что против ее применения никто возражать не смел.

В своих записках, дневниках и статьях Песталоцци почти не пишет об этих конфликтах, из чего можно сделать вывод: он особенно по их поводу не переживал.

Наш герой обладал удивительным свойством, характерным для всех фанатично преданных своему делу людей, способных истово переживать только по поводу того, что касается их работы. Остальное — им просто неинтересно.

Наш герой обладал удивительным свойством, которое характерно для всех, кто относится к своему делу с фанатизмом: такие люди истово переживают только по поводу того, что касается их работы. Остальное — им просто неинтересно.

Личные обиды не рождаются у того, кто идет к своей цели. Он их попросту не замечает.

Одной из причин конфликтов с педагогами являлось их недовольство своим руководителем в связи с тем, что он слишком много внимания, а значит, и времени уделяет важным персонам, посещающим Ивердон. Мол, он превращает учебное заведение в своего рода модную выставку, глянуть на которую съезжаются сильные мира сего. Некоторые коллеги едва ли не требовали от Песталоцци ограничить круг гостей Ивердонского института.

Но для нашего героя приезд важных гостей — тех, кого сегодня мы называли бы VIР-персонами — являлся делом, причем принципиально важным. Он даже выделил в замке специальное красиво украшенное помещение для таких встреч. Тщательно и основательно готовился к ним. Иногда, увы, даже пренебрегал своими уроками, дабы встретиться с каким-нибудь знатным лицом и лично показать ему жизнь Ивердонского института.

Внимание к самому себе и к своему делу Иоганн Генрих Песталоцци выстрадал всей своей жизнью.

«…где он, этот человек, призванный вынести свое суждение о нас? — вопрошал в те годы Песталоцци. — Где они все, в чьем испытывающем взоре мы так нуждаемся, потому что хотим с успехом привлечь свой век к участию в наших усилиях, направленных на важнейшие, священнейшие интересы, к их поддержке?»[146]

Понятно, что когда человек столько лет гоним и даже презираем, — похвалы никогда не будут для него излишними. Тем более когда Песталоцци называет свое дело «важнейшим и священнейшим», он не лукавит и не кокетничает. Он, на самом деле, относится к делу образования человека именно так. Искренно хочет поделиться своим умением и услышать в ответ слова одобрения.

И что скрывать? Когда в Ивердон приходят лучшие люди своего времени, Песталоцци воспринимает это как награду. На которую, как мне кажется, имеет абсолютное право.

Однако, кроме такого вполне объяснимого тщеславия, приезды знаменитостей играли весьма существенную практическую роль в популяризации педагогической системы Песталоцци.

Даже краткий список VIP-персон — посетителей Ивердонского института впечатляет.

Король прусский Фридрих Вильгельм III, король голландский Людовик I, знаменитые философы Роберт Оуэн и Иоганн Готлиб Фихте, баронесса Анна Луиза Жермена де Сталь-Гольштейн, вошедшая в историю как писательница мадам де Сталь, немецкий философ и теоретик педагогики Иоганн Фридрих Гербарт, русские педагоги Федор Буслаев, Александр Ободовский, Матвей Тимаев…

Поверьте, список можно продолжать долго. Представляете, какой славой должно было пользоваться учебное заведение, если его считали необходимым посетить и руководители государств, и самые известные люди того времени?

В Ивердонском институте побывал знаменитый политик Шарль Морис Талейран. Он сразу понял, что система Песталоцци работает, но в сути этого метода разобраться никак не мог. Ему пытались объяснять, в том числе и сам Песталоцци. Талейран не понимал. Наконец кто-то из педагогов заметил, что, в сущности, все строится на том, что Песталоцци просто очень любит детей.

— Это понятно, — ответил министр трех правительств Талейран. — Любовь… Лирика… А система-то в чем?

В 1814 году Ивердон посетил российский император Александр I. Думаю, читатель меня поймет, если об этой встрече я расскажу чуть подробнее.

Чтобы осознать, кем был и как ощущал себя в это время император российский, я воспользуюсь цитатой из замечательной книги Александра Архангельского об Александре I:

«По одну сторону от полупрозрачного Александра простиралась освобожденная им — и подсвеченная огнями — Европа; Европа устремляла на русского царя взор, исполненный любви и благодарности… <…> По другую же сторону от монарха располагалась муза Клио, писавшая его деяния. Над головою царя светилось всевидящее Око; под ногами орел метал молнии на убегающее чудовище, которое прежде терзало Европу, а ныне было низвергнуто»[147].

Написано не только красиво, но и, по сути, верно.

Вот такой — не просто помазанник Божий, но почти полубог, — наслышав про успехи Ивердонского института, изъявил желание лично повстречаться с Иоганном Генрихом Песталоцци.

Знакомство с императором должно было состояться в Базеле. Не так давно правительство Москвы подарило швейцарскому городу мемориальную доску в память о встрече этих двух великих людей.

По пути к императору Песталоцци встретил нищего. Надо сказать, что Песталоцци всегда подавал бедным людям, а тут оказалось, что денег нет. Тогда наш герой оторвал серебряную пряжку от своего башмака, отдал ее опешившему бродяге и поспешил к победителю Наполеона.

И вот — представьте. Император во всем своем величии ждет встречи с человеком, про которого твердят, что он — великий педагог, который изобрел уникальную педагогическую систему. Распахивается дверь.

На пороге — весьма пожилой человек с оспинами и веснушками на лице. Его редеющие седые волосы весьма растрепаны. Один башмак старика украшает огромная серебряная пряжка, другой ничем не украшен.

Песталоцци врывается в комнату, хватает