Альдо презрительно пожал плечами и намеренно повернулся к ней спиной:

– Не будьте слишком уверены в себе: можно сегодня быть беременной, а завтра перестать. В любом случае, запомните накрепко: вам не суждено прожить здесь всю жизнь, и во очень простой причине. Рано или поздно дом вас отвергнет. Вы никогда не станете настоящей Морозини!

И он вышел, столкнувшись за дверью с Чечиной, которая, судя по всему, подслушивала. Кухарка была бледна как смерть, но ее черные глаза сверкали.

– Ведь это неправда – то, что она сказала сейчас? – прошептала толстуха. – Она же не беременна, эта дрянь?

– Похоже, что это так. Ты же слышала: она была у врача...

– Но... это же не ты?

– Не я и не Дух Святой! Я подозреваю одного англичанина, который еще совсем недавно объявлял себя ее врагом. Сюда не приходил некто Сэттон? – прибавил он, уводя Чечину подальше от двери, которая могла в любую минуту открыться снова.

– Вроде бы нет. Но вообще мужчины сюда приходят, и всегда только иностранцы. Она всеми силами изображает траур, но это не мешает ей развлекаться.

– Прошу тебя, Чечина, что бы ни произошло, никому не говори о том, что услышала, и веди себя так, словно ничего не знаешь. Обещаешь?

– Обещаю... Но если она попробует еще раз проделать то, что проделала в Англии, придется ей иметь дело со мной. Клянусь перед ликом Мадонны! – заключила Чечина, простирая над парадной лестницей недрогнувшую руку.

– Не волнуйся! Я о себе позабочусь...

Начиная с этого дня, во дворце Морозини воцарилась странная атмосфера. Адальбер вскоре уехал в Париж, а дом превратился в своеобразный храм безмолвия. Анелька часто выходила по вечерам – видимо, со своей американской компанией, которую все-таки больше не решалась приводить в дом. Альдо был поглощен делами, то и дело отправляясь в короткие поездки. И что странно – ему больше не удалось встретиться с Этель Солманской. Когда он, через два дня после первого знакомства, пришел в гостиницу, ему сообщили, что молодая женщина внезапно уехала, получив телеграмму. Она не оставила адреса, куда следовало пересылать ее корреспонденцию, впрочем, той почти и не было. Затем Альдо уехал в Рим – там должен был состояться интересный аукцион, надеялся он также навести там справки о Сигизмунде. Напрасный труд! Несмотря на многочисленные связи Морозини в Вечном городе, – а он предпринял там в крупных отелях целое тайное расследование, – ему так и не удалось ничего разузнать. Никто не только не видел графа Солманского, но даже и не слышал о таком. Пришлось смириться...

– Позвольте дать вам совет, – сказал Ги Бюто. – Никогда не надо отчаиваться...

Морозини бережно закрыл белый кожаный футляр, убрал его в сундук и улыбнулся старому другу.

– Раз вы советуете, Ги... Но признайте все же, дела идут неважно. Мое прошение о признании брака недействительным ни на йоту не сдвинулось с мертвой точки. Анельку все время словно напоказ тошнит, и она переходит только с кровати на шезлонг и обратно, а если я случайно встречаюсь с Вандой, та смотрит на меня с такой смесью упрека, страха и отвращения, словно я отравил ее хозяйку. Наконец, Симон Аронов исчез, и рубин тоже. Невеселые итоги!

– Что касается последнего, позвольте дать вам еще один совет: не упорствуйте! До сих пор вам в этом деле сопутствовала удача, и не надо удачу подстегивать. Наберитесь терпения и дождитесь, пока что-нибудь само приплывет к вам в руки... а если, к несчастью, вам не суждено больше увидеть Хромого из Варшавы, значит, надо отступиться и предоставить Истории идти своим чередом...

– Не так-то это просто, Ги! Если судьба целого народа действительно зависит от этой пекторали, я не признаю за собой права отступиться, и если я узнаю о смерти Симона, я попытаюсь сам продолжить поиски. Я знаю, где находится пектораль, я держал ее в руках. Беда только в том, что я вряд ли сумею отыскать в подвалах и подземельях варшавского гетто дорогу к тайнику... Более того, Видаль-Пеликорн разделяет мою решимость. Мы не собираемся опускать руки – ни один, ни другой. Главное на сегодняшний день – отыскать этот проклятый рубин, а он, скорее всего, в руках Солманского.

– В таком случае мне больше нечего сказать. Я буду молиться за вас, дорогой мой мальчик...

Услышав это нежное обращение, которое Ги не употреблял с тех пор, как его подопечный вышел из школьного возраста, Альдо смог оценить всю меру тревоги, бушевавшей в груди бывшего наставника. Впрочем, его не оставляла надежда, что удача еще может повернуться к нему лицом.

И он не ошибся. Уже совсем поздно вечером зазвонил телефон. Альдо и Ги засиделись в библиотеке, покуривая сигары у впервые зажженного этой осенью камина. На пороге появился Дзаккария и сообщил, что его светлость спрашивает господин Кледерман, который остановился в отеле «Даниели». Меньше всего Альдо ожидал услышать это имя, и потому даже не сразу заставил себя двинуться с места.

– Кледерман? Что ему может от меня понадобиться? – взволнованно бросил он. – Хочет известить меня о замужестве Лизы?

Услышав его напряженный и вместе с тем срывающийся голос, господин Бюто удивленно и чуть насмешливо поднял брови.

– Для таких предположений нет оснований, – очень мягко заметил он. – Разве вы забыли, что он крупнейший коллекционер, а вы – один из самых прославленных антикваров в Европе?

– Верно, – пробормотал Альдо, смущенный тем, что невольно выдал самую потаенную свою мысль, поселившуюся в его душе с прошлого Рождества: он смертельно боялся узнать, что Лиза больше не носит фамилию Кледерман. – Я поговорю с ним!

Минутой позже в трубке послышался отчетливый голос цюрихского банкира:

– Извините меня за то, что беспокою вас в такое позднее время, но я только что приехал в Венецию и не собираюсь здесь задерживаться. Могли бы вы принять меня завтра утром? Во второй половине дня меня уже не будет в городе.

– Минуточку!

Альдо бросился в кабинет, чтобы заглянуть в расписание встреч. По крайней мере, такое оправдание он придумал для себя самого, чтобы дать бешено колотившемуся сердцу время успокоиться. Кроме того, оттуда он мог продолжить разговор с личного аппарата.

– В одиннадцать часов вас устроит? – предложил он.

– Вполне! Значит, в одиннадцать. Желаю вам доброй ночи...

Ночь, однако, получилась неспокойной. Возбужденный и немного встревоженный, Альдо довольно долго не мог уснуть, и лишь постепенно понял, что в глубине души скорее рад этому гостю, чей приезд, возможно, слегка оживит ставший на редкость мрачным дом. Даже Чечина в последнее время перестала петь, и пораженные этим обстоятельством горничные начали передвигаться по дому совершенно бесшумно. Так что к назначенному часу князь был полностью готов, облачившись в темно-серый костюм в мелкую клеточку и украсив его галстуком оттенка старого золота, и в ту минуту, как Анджело Пизани открыл перед Морицем Кледерманом дверь его кабинета, он притворился погруженным в созерцание прелестного старинного ожерелья из кораллов и мелкого жемчуга. Хозяин поспешно вскочил навстречу гостю.