из них в Кэмп Ричи в Мэриленде, учебном лагере американской военной разведки. Внешне больше похожий на гольф-клуб, идиллически расположенный на берегу озера у подножия Голубого хребта, внутри он, по словам одного из курсантов, Ганса Хабе, напоминал корабль дураков. Там эмигрантов из пятнадцати стран обучали методам ведения психологической войны на европейской земле. Они изучали приемы допроса, методы шпионской работы на вражеской территории, способы подрыва боеготовности посредством дезинформации – или, еще лучше, правды. Парни из Ричи, как их называли, были высококвалифицированными специалистами, которых наряду с ненавистью к нацизму связывало общее уважение к немецкой культуре. Среди них были американцы, изучавшие немецкую литературу и потому хорошо владевшие немецким языком. В числе немецких «парней из Ричи» были писатели Клаус Манн, Ганс Хабе, Штефан Хайм, Хануш Бургер и будущий композитор, писатель и артист кабаре Георг Крайслер.[284][285]

Ганс Хабе в сшитой на заказ униформе. В 1945 году, будучи майором армии США, он основал 16 немецких газет, флагманом среди которых была Neue Zeitung

Самым выдающимся среди них был журналист Ганс Хабе (Янош Бекеши), родившийся в 1911 году в Будапеште. В возрасте двадцати лет он стал главным редактором Österreichische Abendzeitung, после того как (довольно небрежно) провел журналистское расследование по заданию Wiener Sonn- und Montagspost в Браунау, родном городе Гитлера, о том, какую фамилию пришлось бы носить фюреру (Шикльгрубер), если бы его отец не сменил ее на другую. Позже он работал в Женеве при Лиге наций корреспондентом известной газеты Prager Tageblatt. Хабе, говоривший о себе: «Я был необычайно хорош собой, к тому же не испытывал недостатка в соответствующих сердечных свойствах», к концу жизни мог похвастаться тем, что был женат на трех из самых богатых женщин мира. В общей сложности он был женат шесть раз. После Маргит Блох (первой избранницы) он женился на дочери венского фабриканта, производителя электрических лампочек Эрике Леви. Но и с ней он прожил недолго, поскольку после аншлюса – присоединения Австрии к гитлеровской Германии в 1938 году – Хабе, сын принявшего христианство еврея, был немедленно лишен гражданства. Он отправился во Францию и вступил во французскую добровольческую армию. Верный кокетливо сформулированному решению сделать свою жизнь еще более увлекательной, чем его романы, он попросился в парашютисты. Попав в плен к немцам, Хабе совершил побег, полный таких необычных приключений, что эта история позже и в самом деле нашла отражение в романе Эриха Марии Ремарка «Ночь в Лиссабоне». Из Лиссабона он перебрался на пароходе в США, где, едва успев свести знакомство с очередной богачкой, будущей наследницей United Food Элеонорой Клоуз, снова пошел на войну с нацистской Германией, на этот раз в рядах американской армии.

Так Ганс Хабе попал в Кэмп Ричи. В высадке Пятой армии под Салерно в Южной Италии он участвовал в сшитом по мерке мундире. Такая привилегия полагалась только генералам, но он любил шик и поражал своих воинских начальников эффектным сочетанием мужества и элегантности. Во время продвижения на север его назначили руководителем пресс-службы Psychological Warfare Division. Сразу же после взятия Люксембурга он в сентябре 1944 года получил в свое распоряжение популярную радиостанцию Radio Luxembourg и сделал ее чрезвычайно эффективным инструментом психологической обработки противника. В конце октября был взят первый крупный немецкий город – Ахен. С этого момента Хабе надлежало в каждом относительно крупном немецком городе немедленно открывать газету, чтобы завладеть умами простых граждан и внушить им доверие к американцам. Его главным партнером стал «парень из Ричи» Ганс Валленберг, сын бывшего главного редактора B. Z. am Mittag. Начиная с Kölnischer Kourier, с апреля 1945 года начали работу шестнадцать новых газет – еще прежде, чем в соответствующих городах по-настоящему воцарился мир. Это стало возможным благодаря блестяще продуманной логистике. Шестнадцать газет имели одну общую главную редакцию, которую возглавлял Хабе и которая располагалась в конфискованном отеле «Бристоль» в Бад-Наухайме. Рукописи ежедневно на самолетах или джипах доставлялись в местные редакции, где их комбинировали с региональными материалами, а также с сообщениями и объявлениями местной военной администрации, – система, предвосхитившая сегодняшнюю структуру немецких местных газет, которые выходят под одной межрегиональной «шапкой».[286]

Этот эффективный метод породил опасных завистников в собственных рядах. Почти параллельно с учредительской активностью Хабе военная администрация выдавала лицензии и немецким книжным и газетным издателям, не скомпрометировавшим себя сотрудничеством с нацистами. Это были, например, Frankfurter Rundschau, Rhein-Neckar-Zeitung, Süddeutsche Zeitung, а также множество маленьких газет в провинциях. Они, разумеется, подлежали предварительной цензуре, которая, впрочем, в объединенной англо-американской оккупационной зоне с конца 1945 года уступила место последующей цензуре. Позже появились и такие еженедельные газеты, как Die Zeit и Stern.

Контроль американских кураторов за так называемой лицензированной прессой привел к поистине материнской заботе о подопечных и ожесточенной конкурентной борьбе внутри военной администрации. Одним из основных источников конфликтов была непрекращающаяся борьба за бумагу, которой катастрофически не хватало.

Империя Рудольфа Хернштадта в далеком Берлине тоже росла, несмотря на трудности. Наряду с Berliner Zeitung он учредил Neue Berliner Illustrierte – блестящую газету, которая очень скоро обзавелась превосходными фотографами и иллюстраторами. Затем открылись Die Frau von heute, молодежный журнал Start и Demokratischer Aufbau. В 1947 году в издательстве Berliner Verlag работали уже 1700 человек.

Перед Хабе и Хернштадтом стояла одна и та же задача: внушить немцам доверие к газетам оккупационных властей. Конечно, их внимательно читали, ведь в условиях нестабильности и непредсказуемости послевоенной жизни люди жадно ловили каждую мелочь, каждую деталь, которая могла помочь сориентироваться в хаосе. Поэтому большие тиражи легко расходились. Но как добиться того, чтобы на читателя веяло со страниц газет хоть каким-то теплом, которое и делает газету чем-то большим, чем просто «доска объявлений», набор распоряжений, запретов, сведений о нормах продуктов? Этот вопрос спровоцировал парадоксальную гонку союзников за благосклонностью немцев. И дело было не только в прессе. Политика денацификации и перевоспитания, проводимая союзниками, основывалась на балансе между наказанием и взаимным доверием: нейтрализации виновных и разъяснительно-воспитательной работе с «попутчиками», то есть с сочувствующими, силами подлинных врагов нацизма, выживших в Третьем рейхе. Без веры немцев в добрую волю победителей надежный, долговечный мир был невозможен.

Советам в этом смысле было теоретически легче. Их убежденность в том, что история «неизбежно» приведет человечество к бесклассовому обществу, позволяло им верить в хорошее даже в немцах. То, что немцы напали на них, по логике их трактовки истории находилось в противоречии с объективными интересами пролетариата. В первом же номере Berliner Zeitung Хернштадт процитировал товарища Сталина: «Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается». Трактовка фашизма как террористической диктатуры, угнетавшей рабочий класс, открывала Советам идеологический путь к быстрому прощению. Они,