Глаза Шелли широко распахнулись, и она схватила дочь в объятия.

– Нет-нет, – воскликнула она. – Дело в документах Рона. Все в порядке, честно. Кэти тут не при чем.

Сэми начала плакать и побежала к матери в спальню. Через секунду Шелли вошла туда следом за ней и снова обняла, повторяя, что очень сожалеет. Она говорила, что смерть Кэти тяжелым грузом лежит у нее на душе. Что она с трудом заставляет себя жить дальше, потому что когда-то совершила такую ошибку. Шелли признавала, что поступала неправильно, но в смерти Кэти она винила Никки и Шейна.

– Они так мучили ее! – вздыхала она.

Сэми не могла вспомнить ни единого раза, когда Никки нападала на Кэти. Шейн – да, но только когда их мать стояла над ним и говорила, что делать.

«Врежь ей по голове, Шейн!»

– Я ужасно виню себя за то, что это так сказалось на тебе, – повторяла Шелли, роняя слезы. – Мне очень-очень жаль. Ничего подобного больше не повторится, обещаю. Если кто-нибудь узнает, нам с папой придется убить себя, чтобы ты не жила с этим дальше.

Хотя Рон трудился на ферме не покладая рук, Шелли неоднократно говорила Сэми, что ему пора съезжать, но он отказывается. Она, мол, только хотела поддержать друга в тяжелые времена и не приглашала навсегда поселиться с ними.

– Он должен уехать, – повторяла она.

– Но куда? – спрашивала Сэми.

– Куда угодно. Найти работу и съехать.

– А почему он не хочет?

– Рон слишком привязался к нам. Говорит, что мы ему нужны.

– Он очень трудолюбивый.

– Вообще-то, не очень, – возражала мать. – И любит все на меня сваливать. А потом говорит, что хочет остаться.

Тори было двенадцать, и она уже все понимала. Видела, что происходит у них в доме.

Когда Рон переехал к Нотекам, у него было две пары шортов, которые он надевал для работы во дворе, и несколько футболок. Однако очень быстро Шелли отобрала его одежду, и он, словно раб, трудился на ферме в одном белье.

Тори слышала, как мать разговаривает с ним.

– Ты не заслуживаешь носить одежду, – говорила она Рону. – От тебя нет никакой пользы. Так что больше не спрашивай меня о ней. Даже не думай получить ее обратно. А теперь тащи свою жирную задницу на улицу и занимайся делами.

С половины восьмого утра до восьми вечера Рон, в одних трусах, работал на ферме: кормил животных, пропалывал грядки, косил газон, жег мусор. Делал все, что приказывала ему Шелли.

По вечерам он в одиночестве съедал наверху свой ужин. Как правило, после этого Шелли давала ему еще пару таблеток снотворного. Несмотря на то, что в доме была пустая спальня с удобной кроватью, Рон спал на полу.

Если ночью он издавал хоть малейший звук, Шелли кричала снизу, чтобы он немедленно спускался, и наказывала его. Тори в такие моменты старалась вести себя как можно тише и лежала не шевелясь. Ей хотелось рассказать обо всем отцу, но она знала, что он встанет на сторону матери.

Если она расскажет, Рону будет только хуже.

Тори ненавидела мать за то, что она делала с ним.

Однажды она даже попыталась упрекнуть Шелли за плохое обращение с Роном.

– Неужели обязательно быть с ним такой суровой, мама?

– О чем ты говоришь?

– Рон очень хороший. Он прекрасный человек.

Шелли состроила презрительную гримасу.

– Если он так тебе нравится, Тори, – язвительно ответила она, – может, выйдешь за него замуж?

Вскоре после того разговора Шелли вызвала Тори в гостиную. Рон долго стоял перед ней, не решаясь заговорить.

– Что ты хотел сказать Тори, Рон? – поторопила его Шелли.

– Тори, я больше тебя не люблю, – выдавил из себя Рон наконец.

Слезы выступили у девочки на глазах.

– Я тебе не верю.

Рон с трудом мог продолжать. У него в глазах тоже стояли слезы, и он не смотрел ей в лицо.

– Это правда, – сказал он, собравшись с силами. – Не люблю.

«Я знала, что он лжет, – говорила Тори впоследствии. – Она заставляла его так говорить, чтобы причинить нам обоим боль».

Шелли, в своем стиле, приказала Рону никогда больше не разговаривать с Тори. Единственная причина, по которой она это сделала, заключалась в том, что она была против любого взаимодействия между ними. Шелли видела, что Рон очень тепло относится к ее младшей дочери, а Тори, в свою очередь, называет его дядей Роном. Что девочка заботится о нем и волнуется за его благополучие, не укрылось от ее всепроникающего взгляда.

Как в случае с Сэми и Никки, Шелли дала им ясно понять, что Рон с Тори не имеют права разговаривать между собой, если она не присутствует при разговоре. Тори не хотела, чтобы у ее дяди Рона были неприятности. Он был славный и с прекрасным чувством юмора. Рон отличался от других ее знакомых, потому что обладал собственным стилем – собирал длинные волосы в хвост на затылке и носил египетские украшения, что очень нравилось девочке.

Они практически не общались, хотя по ночам он спал на полу у дверей ее комнаты.

«Лучше было помалкивать, – вспоминала Тори через много лет, – потому что мы не хотели плохих последствий. Чем меньше мы привлекали внимание мамы, тем нам же было лучше».

Когда Тори точно знала, что мать спит и ничего не слышит, она на цыпочках подкрадывалась к спящему Рону. В ночной темноте она опускалась на колени и тихонько его обнимала. Рон улыбался и кивал головой. Ни он, ни она не произносили ни слова.

Рон с Тори оба боялись того, что могло произойти, если Шелли их услышит.

Дяде Рону придется расплачиваться. Тори ни за что бы не хотела стать причиной его бед.

Сэми, как повелось с давних пор, находилась в семье в привилегированном положении. Оставалась «золотым ребенком». Она знала, что происходит в доме, но редко становилась объектом материнских нападок. Отношения Сэми с матерью были практически нормальными – с учетом обстоятельств. Шелли могла приехать к ней в Эвергрин привезти продукты, они болтали по телефону или вместе ездили за покупками в «Таргет» в «Капитал-Молл».

Обычно Шелли являлась к дочери без предупреждения. В большинстве случаев при ней находился Рон. Он всегда ждал их в машине, бывало, что по многу часов.

Сэми и ее парень, Кейл, оба обращали внимание на то, как плохо он выглядит.

– В этот раз еще хуже, чем в предыдущий, – говорили они между собой. – Да, он чахнет на глазах.

Это была правда. Рон превращался в пустую оболочку прежнего себя. Носил растянутую старую женскую футболку. Не следил за своей внешностью. Его украшения и личный стиль, отличавшие Рона от остальных жителей Реймонда, давно пропали.