Она прикоснулась к нему своим разумом и навек прикипела, прильнула в мыслях, унося этот образ несостоявшегося бога, как новую частицу своей собственной души.

Он уже тогда показался Дане еще более несчастным, чем она сама.

Понимала ли девушка, что сострадает виртуальному отпечатку души циничного в прошлом убийцы?

И да и нет.

Она подозревала, что носимый в душе образ – это лишь частичка чего-то много большего, и ревущая реальность Омикрона-6, напугавшая ее до тошноты и заставившая бежать из комплекса офисных зданий, чуть приоткрыла черный полог тайн его души. Но все равно, вернувшись назад, в подземелья города, в привычный ей мир, она постоянно вспоминала о нем, гадала, что же теперь творится с Крисом, который, как ни крути, а все-таки подарил ей однажды это незабываемое ощущение счастья, когда мечта материализовывалась прямо перед нею, лаская ступни стебельками травы, вдали белел маленький домик, а сердце сладко сжималось в ожидании чуда…

Ее порог счастья был невысок.

Она знала, что все равно вернется туда, чтобы еще раз взглянуть в огромное электронное окно, но…

Он пришел сам.

Этой злой темной ночью, когда вокруг мелькали усталые, подавленные лица, когда смерть бродила кругами по руинам, выкашивая то тут то там остатки многострадальных зданий… пришел и сказал: «Это я, Дана… Ты помнишь меня?»

Она взглянула, разумеется, не узнала, но поверила.

В отличие от капитана Столетова и его бойцов, ей не показалась противоестественной подобная оболочка человеческой души, – откуда им было знать о жизни малышки, заточенной в канализационных подземельях погибшего города?

Конечно, они не представляли ни ее прошлой жизни, ни тех ассоциаций, что возрождали в душе воспоминания маленькой девочки…

Подземные уровни были похожи на царство тени, скверную проекцию настоящей жизни – там, в одном из тупиковых тоннелей, стоял точно такой же дройд, неподвижный, местами уже тронутый ржавчиной, молчаливый свидетель и терпеливый слушатель… ее большая детская игрушка, которой доверялись самые сокровенные тайны и мечты…

Космическим пехотинцам, одержавшим верх в скоротечном ночном бою, не было дела до ее душевных страданий. Они оказывали помощь раненым и больным, ждали рассвета, гадали о следующем приказе, понимая, что их жизнь лежит вне рамок этого захудалого, потерянного в космосе мира, а жизнь Даны, наоборот, протекала тут, у нее имелись свои понятия и образы… поэтому сервоприводное подобие человека не казалось ей таким уж диким, неправильным вместилищем для человеческой сущности. Только благодаря этому она поверила Крису, подчинилась его просьбе, помогла, превозмогая свой страх, а они… они бросили его валяться в луже воды и масла…

Еще один минус в характеристике пришлых. Впрочем, претензий к ним и без того накопилось достаточно, стоило вспомнить десятки больных и безвестное число умерших от внезапной эпидемии…

Но сейчас ей было недосуг думать об этом.

С усилием перевернув корпус дройда, Дана с ужасом увидела, что у него не хватает головы, а грудь в нескольких местах пробита осколками, которые застряли в защитных кожухах, едва не добравшись до центрально сервомоторного узла и окружающих его кибернетических внутренностей.

Металлопластик был мокрым, скользким и ледяным на ощупь.

В свои двадцать с небольшим Дана хорошо знала, что такое смерть.

Средний возраст сегодняшних обитателей колонии колебался от тридцати пяти до сорока лет. Ощущение холода под дрожащими пальцами толкало разум к фатальной формулировке, но душа трепетала, не хотела верить, и внезапно, в такт глухим ударам ее сердца, трепетно зардел инфракрасный порт связи, спрятанный меж спутанных волос девушки.

Она звала его отчаянно, тщетно, пытаясь найти искру такой же трепетной, затухающей жизни среди холодного металла, пластика и кремния…

Не безумие ли?

Нет… Слово, сказанное самой себе, горячим шепотом обожгло душу.

Дана не умела программировать, но генетических способностей, полученных по наследству вместе с участком ДНК, под управлением которого в тканях зародыша формировались импланты, оказалось достаточно, чтобы ее мысленное рыдание, в котором слышалось лишь его повторяющееся имя: Крис… – автоматически преобразовалось в цепочки байт, переизлучаемых ее имплантами.

В ее мыслях бился горький крик, но там ясно и недвусмысленно формировалось страстное желание того, чтобы он ожил…

Упрямое отрицание реальности как неотъемлемое качество сострадающей, надеющейся на чудо души благодаря гению давно погибших генных инженеров несуществующей уже Зороастры, было трансформировано в четкое, грамотно сформулированное программное требование к уцелевшим системам дройда, импланты Даны излучали не рыдание или крик – они несли базовую команду, которая велела системе дройда действовать, искать связи в обход поврежденных цепей и участков позитронного мозга, расположенного за грудной клеткой андроида… И внутри человекоподобной машины действительно слабо заискрили контакты, что-то защелкало, переключаясь, пока рука человекоподобной машины вдруг не начала конвульсивно сгибаться, загребая растопыренными пальцами сухую бетонную пыль…

Крис…

Она продолжала требовательно звать его, как делала это не раз перед омертвевшими навек приборами городского самообеспечения, и ее усилия медленно, но верно продолжали воздействовать на внутренние системы обезглавленного андроида.

Это был наглядный пример того, что не все, созданное в рамках преступающих официальный закон технологий, приносит вред. Данное утверждение доказывала сейчас Дана, чей геном содержал усовершенствования, сконструированные генными инженерами сожженной дотла Зороастры – планеты, где добро мешалось со злом в причудливом коктейле запредельных технологий.

Когда-то галактический патруль, осуществляя свою акцию, явно выплеснул вместе с водой не одного ребенка, но об этом предпочитали не говорить вслух.

* * *

Возвращение в мир в принципе не могло сопровождаться болью, но тем не менее он испытывал нечто сравнимое с этим ощущением, присущим исключительно биологическому телу.

Он чувствовал внутренний диссонанс, словно получивший травму больной, очнувшийся на реанимационном одре. События, предшествующие полной остановке систем, вращались, словно куски цветного стекла в калейдоскопе, причудливо смешиваясь с мозаикой более глубоких слоев памяти…

Кто я?..

Где я?..

Что произошло?..

Крис словно рождался заново, не находя ничего привычного ни в восприятии внешнего мира, ни во внутренних ощущениях.

Перед его мысленным взором мелькали какие-то пылающие узоры непонятных схем, возникали и вновь исчезали потусторонние сообщения об ошибках, сбоях программ, но… к чему все это?..