Вышибли дверь, а там дым такой, что не продохнуть и что-то, мерцая, полыхает как костёр в тумане. А это костёр и есть, только не дрова горят, а папки!

– Кравцов, быстро за водой. Всем отделением! Найдите ведра. Не найдёте, хоть гимнастёрки мочите!

Побежало, громыхая по полу, отделение Кравцова туалет искать…

Остальные метнулись в кромешную тьму огонь затаптывать. Но не добежали. Из черноты, как из преисподней, их схватили сильные руки, перехватили рты ладонями, чиркнули заточками под кадыками. Что-то забулькало, закапало на пол… Но гудит, трещит пламя, приглушая звуки.

– Эй, что там у вас?

Тишина.

Еще несколько солдат сунулись в дым и пропали, как сгинули.

– Вы где, чего молчите?

Страшно, жутко, когда уходят бойцы в темноту и ни звука, ни вскрика…

А в туалете тоже бойня: режут военных, как баранов, выскакивая из кабинок и из-за углов, а выстрелить те не успевают, потому что в руках полные ведра и даже если их бросить, на это уходят мгновения. Равные их жизни.

Засада? И нужно бы, как на фронте, закатить в темноту, в пламя, пару гранат и распушить от бедра длинные очереди, чтобы всех, кто в комнате, положить. Но нельзя, свои там. Ушли и не вернулись. На это и был расчёт.

Вдруг чей-то голос:

– Помогите, я ранен!

И еще один сдавленный стон.

– Это же Трофим! Ты где?

– Здесь… Один я…

Спасибо, служивый, отработал. Позвал своих, подал голосок, на который, как на манок, новые жертвы пошли. И вновь тишина, потому что подранкам горло заточки перечеркнули.

– Трофим… Ты где?

Вскинулись тени с пола, ориентируясь снизу по ногам, действуя на ощупь, но не промахиваясь. Завалились солдаты, захлёбываясь своей кровью. Был взвод, да не стало его. Один в живых остался. Этого встряхнули и к дверям поволокли. Ткнули ножом в спину против сердца.

– Жить хочешь?.. Тогда командира зови. К телефону. Как его зовут?

– Подполковник Никифоров.

– Вот его и зови.

Кивнул.

– Давай базарь!

Боец высунулся на крыльцо, крикнул:

– Это я!.. Товарищ подполковник… Вас Карпенко зовёт. К телефону, он по нему говорит. Вас на связь требуют для переговоров, с другими разговаривать отказываются.

Телефон? Ну да, городской, по которому можно позвонить, чтобы поторговаться. А куда еще? Свой номер они знают. Всё просто – зверь сам на охотника бежит.

– Скорее!

– Сейчас иду. Четыре бойца со мной.

Побежал к зданию, фуражку на ходу придерживая. Клюнула рыбка, клюнула. Только кто здесь рыбка, а кто рыбак, не понять. Рыбка думает, что она рыбак, и на крючок насаживается. Сама.

Новая партия солдат вошла в здание. Спокойно вошла, потому что там свои, там второй взвод шмон навёл.

– Карпенко! Карпенко, твою мать! Где ты, чего молчишь?

Но нет Карпенко. В живых нет.

– Вы где?..

Здесь, да не те! Короткая, так что маму помянуть не успели, резня.

– Тихо! Пикнешь – смерть!

Возле глаза, возле самого зрачка – заточка. И в спину что-то впивается, так что кровь по хребту горячим ручейком ползёт. Страшно…

А рядом, в шаге, бойцы хрипят. Уже мёртвые.

– Сейчас прикажешь своим грузить пленных в машины. Всех сразу.

– А если нет? – прошептал подполковник.

– Тогда… Убивать не станем, зачем чужую работу на себя брать – яйца на хрен отрежем. А твоя жизнь, один чёрт – под откос. Тебя прокурор на Колыму законопатит, где таких, как ты, без яиц, ждут не дождутся.

Затрещала ткань внизу живота, и что-то холодное и острое ткнулось в промежность, буравя кожу.

– Ну что, на Колыму при достоинстве или туда же, но без него? Выбирай.

Дрогнул командир, смерти, может быть по горячке, и не испугался бы, а вот так… Жизни лишиться можно, на то их натаскивают, но лишиться жизни половой?! А как же жена?.. И жена капитана?.. И еще одна… буфетчица? В дальних гарнизонах без этого инструмента делать нечего… Даже на крыльцо не выйти…

– Что надо?

– Я уже сказал: грузить пленных в машины. И своих тоже. Всех!

Кивнул.

– Тогда давай к окну. И не блей, громче ори, как нам орал.

– Пушкарёв!

– Я!

Крутит башкой Пушкарёв на крик командира. Где он? Ага, вон, в окно высунулся, рукой машет.

– Грузи пленных в машины, и коридор из бойцов выстрой, чтобы никто не сбежал. В остальные – личный состав. Всех! Мы уезжаем! Бэтээры – вперёд, пусть дорогу проверят.

– Обшмонать бы их надо, мы не успели.

– После. Три минуты тебе на сборы. – Обернулся.

– Молодец. Посиди пока тут, может, еще пригодишься.

Сунули в рот кляп и еще пристукнули для верности.

– Разобрать оружие, занять проёмы!

Солдаты возле машин забегали, выстраиваясь в две шеренги. Другие в грузовики полезли. Умеют военные быстро приказы исполнять, особенно если в столовой каша стынет.

– Плотнее вставайте, чтобы мышь не проскочила. Кто будет тормозить – лупи прикладами не жалея.

Два бэтээра, дымя выхлопом, выкатились на дорогу.

– А ну пошли!

Бойцы уныло побрели по живому коридору, ощетинившемуся стволами.

– Шустрей шагай! – Удар прикладом между лопаток такой, что кости затрещали.

– Полегче!

– Ничего, не рассыплешься.

Втянулась колонна в «коридор» по всей длине.

– В машину по одному!..

Но никто никуда не полез – сверкнули в темноте ножи и заточки. Каждый своего, против которого стоял, конвойного зарезал. Взмах – и заточка, между рёбер проскользнув, перечёркивает пополам сердце, а у кого-то между глаз ручка торчит… Один готов, теперь следующий… Уже гвозди в ход пошли. Три прыжка к кучке солдат, и уже из чьего-то виска только шляпка торчит. Вбит гвоздь в голову, как в полено.

– Тревога!..

Но перехватывают зэки автоматы, рвут из рук умирающих солдат.

– Справа!..

Бросок финки и какой-то лейтенант, роняя из рук пистолет, хватается за горло, пуская кровавые пузыри. Рядом Кавторанг солдат кулаками как кувалдой молотит, ломая носы, вышибая глаза. Орёт на кураже, как в рукопашке с немцами.

– Полундра, братва-а! За Родину!..

Короткая очередь. Кто-то из зэков, сломавшись пополам, ткнулся лбом в землю. Но стрелка тут же достали, исполосовав финками.

– Бэтээр!

Ожил бронетранспортёр, закрутил башней, сейчас довершит полукруг и лупанёт по толпе из крупнокалиберного пулемёта, сметая всех как мусор, и правых, и неправых. Но открыты люки бронированной машины, потому что никто не ожидал…

– Гранату!

Две лимонки, прыгнув как мячики, свалились внутрь. Секунда… две… Взрыв! Замер бэтээр.

А свалка идёт, вернее, бойня. Режут растерявшихся, впавших в ступор солдат, вколачивают в них финки, заточки и гвозди.

– Командиров выбивай! – орёт, перекрывая все крики и стоны, Кавторанг.

Выбить командиров – первейшее дело, без них солдаты – стадо. Режь их, как овец.

Урки очухались,