— Да, и кое-что в довесок, — сказал он степной лошадке, на которой ехал.

Та не обратила на его слова внимания. Но столичные прелаты и священники обратят. Никуда они не денутся. Даже вселенский патриарх. О да. Даже он.

* * *

Через два дня Ршава въехал в город Кибистра. По дороге он проклял шайку хаморских налетчиков, решивших на него напасть. Он разделался с ними по очереди. Когда из седла выпал первый кочевник, остальные, наверное, решили, что у него припадок или нечто в этом роде, и поскакали дальше. Потеря второго товарища их тоже не остановила. Но когда третий умер сразу после того, как Ршава наставил на него указательный палец, остальные развернули лошадей и помчались прочь быстрее, чем скакали к нему. Ршава свалил четвертого, когда они уже спасались бегством, — скорее из азарта, чем по любой иной причине, — и позволил остальным скрыться.

Кибистра была крупнее Цаманда. Здесь, в провинциях, она считалась городом, но рядом со столицей показалась бы не больше муравейника. Стражники на бурых каменных стенах окликнули Ршаву, когда тот приблизился: любой, кто ехал на степной лошади, заставлял их нервничать. Однако прелат был один и ответил стражникам на видесском, который отличался от их говора лишь столичным акцентом. По произношению Ршавы было нетрудно понять, что вырос он не в захолустье. Стражники у ворот распахнули створки и закрыли их за прелатом, когда он въехал в город.

Один из стражников подсказал, как проехать к гостинице; после Цаманда Ршаве не хотелось ночевать в храме вместе с другим священником. Гостиница оказалась недалеко. В столице над ее дверью висело бы несколько виноградных лоз. Здесь же их заменяла единственная гроздь темного винограда, и та — намалеванная рисовальщиком вывесок. Поблизости от Кибистры виноград не рос: зимы здесь были суровыми, а лето — слишком коротким.

Мальчик — наверное, сын хозяина — принял у Ршавы поводья верховой и вьючной лошадей. Прелат дал ему медяк, в ответ парнишка поклонился и заученной скороговоркой произнес несколько слов благодарности.

Когда Ршава открыл дверь гостиницы, его встретил жар огня, пылавшего в очаге. Прелат торопливо вошел и закрыл за собой дверь, чтобы наружу утекло как можно меньше благодатного тепла. Даже не заговорив с хозяином, он подошел к очагу и встал у потрескивающего пламени.

— Святейший отец! — окликнул его кто-то, сидящий за ближним столом.

Ршава лишь обернулся, так ему не хотелось уходить от огня.

— Кубац! — отозвался он и кивнул магу. — Рад вас видеть. Как и любого из Скопенцаны. Я и не знал, что вы спаслись.

— Клянусь благим богом, святейший отец, я тоже не знал, что вы спаслись, — ответил Кубац. Начало этой фразы видессиане произносили с десяток раз на дню. Однако теперь оно прозвучало для Ршавы как-то странно: будто собеседник ему искусно лгал. — Я едва не погиб, — продолжал чародей. — Когда началось то проклятое землетрясение, мой дом обрушился. И если бы я не успел залезть под стол, крыша раздавила бы меня в лепешку.

«То проклятое землетрясение…» Кубацу повезло больше, чем он полагал.

— Я рад, что вы целы и в безопасности, — сказал Ршава.

— А мне вот не верится, что сейчас хоть кто-то может считать себя в безопасности, — хмуро проговорил Кубац. — Но я все еще дышу, а значит, мне повезло больше, чем многим другим. — Он постучал по стулу рядом с собой. — Садитесь, выпейте чашу вина. Вид у вас такой, что оно явно пойдет вам на пользу.

— Только дайте сперва немного согреться.

Кубац улыбнулся и кивнул. Прелат развернулся к огню спиной, затем передом, потом еще раз спиной… Он так и поворачивался, пока не ощутил себя уже не ледышкой, а куском мяса, насаженным на вертел. Тогда он подошел к магу и сел рядом.

— Что вам принести, святой отец? — спросила подоспевшая служанка.

Ршава решил не утруждаться, исправляя ошибку насчет своего ранга.

— Красного вина, — заказал он.

Служанка отправилась за вином, покачивая бедрами. Ршава проследил за ней взглядом, и Кубац заметил его интерес.

— Трудно, наверное, все время только смотреть и никогда не прикасаться, — сказал он.

Ршава невольно вспомнил Ингегерд — женщину, которой он овладел против ее воли и которая теперь из-за него лежит мертвая к северу от Кибистры.

— Искушение переносить тяжело, — серьезно ответил он. — Но поддаться ему может быть гораздо хуже.

— Наверное. Однако иногда это бывает приятно, — заметил Кубац.

Прежде чем Ршава успел ответить, служанка принесла ему вино в дешевой глиняной чаше.

— Вот и ваше вино, святой отец.

Означала ли ее улыбка, что девушку не станут волновать обеты священника, если он сам о них позабудет? Ршаве она показалась именно такой. Он сделал вид, что не замечает ее, и служанка той же походкой удалилась.

Прежде чем выпить, Ршава автоматически проделал ритуал, который совершал каждый видессианин, — плюнул на пол, отвергая Скотоса, и воздел глаза и руки к небесам. Обычно, совершая его, прелат едва замечал, что именно делает. Сейчас же… «Действительно ли владыка благой и премудрый следит за мной?» — тревожно подумал он.

Пожав плечами, он выпил. Крепкое и сладкое вино приятно смочило горло.

— Должно быть, вы и сами едва спаслись, да, святейший отец? — спросил Кубац.

— Любой из Скопенцаны, кто еще жив, спасся чудом, — ответил прелат.

— Фос! Сущая правда! — Кубац допил свою чашу и махнул служанке, чтобы та наполнила ее вновь. Девушка подняла руку, показывая, что заметила его просьбу. — Я и сам в первые два дня едва не погиб полдюжины раз, — произнес маг. — Но здесь, похоже, дела обстоят немного лучше, верно?

— Возможно, чуть лучше. — Ршаве не хотелось об этом говорить.

Но Кубацу явно хотелось. Он рассказал прелату несколько историй, доказывавших, каким он оказался сообразительным, и еще несколько, подтверждавших, какой он хороший чародей.

— …И если бы не запутывающее заклинание, они бы меня прикончили, — завершил он рассказ.

— Хорошо, что вы спаслись, — сказал Ршава.

— Что ж, согласен. — Не прозвучало ли в голосе Кубаца самодовольство? Возможно, Ршава судил предвзято, но ему послышалось именно так. — А вы, святейший отец? — поинтересовался чародей. — Вас ведь не оберегала магия. Как вам удалось избежать варваров?

— Удалось, — бросил Ршава, подумав, что Кубац не столь умен, как о себе думает.

Прелат глотнул вина. Чем меньше ему придется говорить о том, что с ним произошло после того, как хаморы ворвались в Скопенцану, тем лучше.

Но Кубацу не хотелось оставлять эту тему.

— А куда делась та белокурая женщина, жена офицера? Вы ведь для нее стали своего рода охранником, когда он отправился на гражданскую войну, так ведь?