Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постыдное зрелище, никакого самоуважения.
В тот же миг Инхой погасила воспоминание, будто пальцами зажав пламя свечи, – больно лишь на долю секунды, и все прошло.
Отметившись у секретаря, она села в кресло и напоследок просмотрела свои бумаги. Весь прошлый вечер она репетировала, что и как скажет, избрав обаятельную комбинацию напористости и обольщения. В полночь, когда она уже добралась к финалу своего представления, из машины позвонил Уолтер. Он возвращался с долгой занудной встречи с деловыми партнерами и хотел узнать, как у нее дела, надеясь, что беспокоит не слишком поздно. Разговор был короткий, но теплый и ободряющий. И утром первая пришедшая эсэмэска была от Уолтера: «Они будут УМОЛЯТЬ вас взять кредит. Обнимаю. У.»
С помощью пудреницы, лежавшей в сумочке, Инхой проверила, в порядке ли макияж, потом встала, оправила брючный костюм и бросила взгляд украдкой в зеркало во всю стену приемной. Дышалось ровно и спокойно.
Даже на секунду она не позволит себе уподобиться матери.
Как быть изобретательным – случай из практики в сфере недвижимости, продолжение
Почти два месяца об отце не было ни слуху ни духу, а потом вдруг от него пришло письмо, брызжущее, как всегда, оптимизмом. Он сильно простыл, писал отец, и с высокой температурой несколько дней провалялся в своей комнатке. Лежа на раскладушке, он заметил, как маленькие стремительные птицы ненадолго наведываются в пустые помещения первого этажа. Когда ему хватило сил подняться на верхние этажи, отец увидел еще больше этих птиц, шнырявших в потемках, точно летучие мыши. Для защиты от осадков окна были заколочены, но птицы, протиснувшись в щели меж досками, залетали внутрь дома. В кофейне отец поделился своим наблюдением, и оказалось, что все наслышаны об этих птицах по имени саланганы – в Китае их гнезда считались деликатесом, из них варили суп для торжественных застолий. Да-да, эти птахи поставляли главный ингредиент того самого знаменитого супа, исцелявшего от всего на свете, от экземы до ревматизма, от летаргии до несварения желудка. Кота-Бару понемногу превращался в этакий птичий город. Саланганы питались мошкарой, тучи которой вились над берегами широкой мутной реки, и целыми колониями занимали отдельные брошенные дома. Никто не знал, чем они руководствовались в выборе здания, но тот, у кого они селились, получал, считай, золотую жилу. Известно ли мне, спрашивал отец, почем идут птичьи гнезда в Гонконге? По сотне американских долларов за сто граммов, то бишь всего за три гнезда. На месте своего пропавшего жилища птицы построят новое, а ты знай себе собирай урожай, вот так легко и просто!
Отец ринулся в странную работу по приданию дому еще более захудалого вида. Все до одного окна, кроме окошка в своей комнате, он заколотил досками и вдобавок законопатил цементом. Вода, сочившаяся из дырявых труб, создавала невероятную влажность в помещениях. («Слава богу, мне не хватило денег на новые трубы!» – в письме восклицал отец.) Цель была в том, пояснял он, чтобы воссоздать обстановку промозглой мрачной пещеры, естественной обители саланганов. По совету знакомых, в чьих домах тоже жили птицы, он купил кассетный плеер и гонял запись птичьего щебета, гулким эхом отдававшегося во мраке отеля «Токио». Хлопотливый шум гнездящихся птиц не только привлечет сородичей, но создаст у них уютное впечатление многонаселенного обустроенного жилища. Видишь, писал отец, я использую все современные научные методы.
Затем отцовские письма, полные взволнованного описания его успехов, зачастили. Не обладая литературным даром, он излагал лишь основную канву событий, но даже этого хватало для примерной оценки, насколько высока волна его амбиций.
Птицы гнездятся на третьем этаже. Число гнезд – 4. Нужно повысить влажность. Закрыл все окна второго этажа, теперь там тьма кромешная!
Появились птицы на втором этаже. Уже 9 гнезд! Они облепляют потолок на манер большой паутины.
Птицы на втором и третьем этажах, но первый не занимают. Число гнезд – 16.
Первый этаж по-прежнему не заселен. Не понимаю, в чем моя оплошность.
Число гнезд – 28! Купил крепкие замки на парадную дверь и черный ход. Дядюшка Юн сказал: не примешь меры, тебя обворуют.
Число гнезд – 41! В книжке, которую дал приятель Ли, сказано, что скоро можно приступать к сбору урожая.
Несколько гнезд пропали. Наверное, я обсчитался. Сегодня только 34.
Число гнезд – 21. Но я еще не начал сбор. Три штуки валялись на полу. Значит, кто-то ворует гнезда. Наверное, так.
Число гнезд – 11. Не волнуйся, говорят приятели, ты все делаешь правильно.
Число гнезд – 6. Наверняка птицы построят новые.
После этого почти два месяца писем не было вообще. В то время я работал подручным электрика, получая нищенское жалованье, которое ныне стыдно огласить. (Сейчас вспоминаю его размер, и кажется, что на таком мизере человеку не выжить, однако я вот выжил.) Беспокоясь, не случилось ли чего с отцом, я вновь сел в автобус до Келантана и по прибытии нашел отель в разрухе – на грани восхищения. Замурованные окна и входная дверь придавали ему вид монумента. Если б переместить его во времени и пространстве, перенеся в современный мегаполис вроде Пекина или Лондона, в своей призрачной и едва ли не прекрасной одинокости он легко сошел бы за художественную инсталляцию. Однако стоял он не в одном из великих городов мира, но на захудалой окраине захудалого поселка, на краю заболоченной пустоши, рассадника лихорадки денге, и оттого вид его был печален. Я обошел здание и обнаружил отца на задней веранде – сидя в теньке, большой иглой он испещрял дырками старый резиновый шланг.
– Мое новое увлажнительное устройство, – сказал отец с таким видом, словно я на десять минут отлучился в магазин за сигаретами, хотя мы не виделись четыре месяца. – По-моему, в доме слишком сухо. Птицы любят влажность, иначе у них заводятся клещи. Странно, в доме Ли, что чуть дальше по дороге, полным-полно птиц. На прошлой неделе Ли собрал восемьдесят гнезд, которые продал закупщику из Гонконга. Знаешь, сколько он получил? Больше тысячи ринггитов. Тамошний народ без ума от птичьих гнезд. Не понимаю, почему в моем-то доме нет птиц.
– Пап, а если они вообще у тебя не поселятся?