— Но подождите… У тебя еще есть жена? Я слышал, твоя коллекция обновилась, я надеялся застать тебя в трауре, даже если это ты убил свою жену.

— Чезаре — чертов сплетник, — жалуюсь я. — У меня все еще есть жена, моя коллекция восстановлена, и мы никогда больше не будем об этом говорить.

— У меня есть фотографии.

Я останавливаюсь на первой площадке лестницы и показываю пальцем на Джанни. Он щелкает языком и слегка выгибает шею, беззвучно крича, что его мозг работает на полную катушку. В конце концов мой младший брат решает не говорить то, о чем думает, и начинает идти к туалету, но его смех достаточно громкий, чтобы я спросил:

— Над чем ты смеешься?

Прежде чем затеряться в коридоре, он просто поворачивается ко мне лицом, оглядываясь через плечо.

— Просто вспоминаю, как ты смеялся над Витторио за то, что он не убил Габриэллу за то, что она портила ему лошадей… Мир крутится, брат мой.

Он не ждет ответа, прежде чем исчезнуть, и это хорошо, потому что я действительно не знаю, как на это реагировать. Но Рафаэла не разбила ни одну из моих машин и не сделала с ними ничего серьезного. Она просто переставила их местами. Почти эксгибиционистечиский секс был достаточным наказанием, и не в последнюю очередь потому, что эксгибиционизм никогда не был бы возможен. Я бы никогда не позволил никому увидеть ее обнаженной.

На самом деле я считал сделку, которую мы заключили, двойной победой, потому что в итоге мне не пришлось ни от чего отказываться. Я бы никогда не позволил никому, кроме себя, узнать, как искажается ее лицо в муках наслаждения, как меняются губы или как трепещут ресницы.

Никогда.

С этим мысленным образом я и прибыл в свое крыло дома.

Как быстро Рафаэла хочет закончить сегодняшний ужин? Судя по тому, как она смотрит на меня, когда я вхожу в гостиную, ответ не кажется многообещающим. Она одна, и служащих нет и в помине.

На Рафаэле белые брюки и голубая шелковая рубашка цвета ее глаз. Волосы распущены, ниспадают до плеч, передние пряди заправлены за уши, а сочные губы накрашены красным.

— Что-то случилось, куколка? — Спрашиваю я, но она вырывается из моих рук, когда я пытаюсь обхватить ее за талию.

— Случилось, — серьезно говорит она. — И нам нужно поговорить.

Я отстраняюсь, удивленный ее твердым тоном, но не то, чтобы я должен был удивляться. Это не первый раз, когда она так со мной разговаривает. Единственное место, где эта женщина действительно подчиняется, это спальня.

Я снова сокращаю расстояние между нами, обхватывая ее за талию, даже когда Рафаэла кладет ладони мне на грудь. Я погружаюсь носом в ее шею, делая глубокий вдох, потому что мне нравится ее запах.

— Теперь мы можем говорить о чем угодно, — говорю я, крепче прижимаясь к ней, чтобы подчеркнуть, о чем я говорю. Она фыркает, но не пытается отстраниться.

— Ты перегнул палку, — говорит она, и я нахмуриваю брови.

— Тебе нужно быть немного более конкретной.

— Насчет свадебных подарков. Я сказала Луиджии оставить их, а ты велел ей открыть их.

— Она сказала мне, что ты не открыла их, потому что они были адресованы мне.

— И это так, но, чтобы открывать их, не было моим решением, Тициано.

Я прикусываю губы и киваю.

— Ты права, мне жаль.

Это слово вылетает из моего рта так естественно, что только когда оно эхом отдается в крошечном пространстве между моим лицом и лицом Рафаэлы, я понимаю, что сказал его. Странно. Странно, что это не странно. Не могу вспомнить, когда я в последний раз извинялся перед кем-то.

Рафаэла наклоняет голову и сужает глаза, как будто думает о том же и не верит, что я мог быть искренним.

— Дом никогда не станет моим, если ты будешь продолжать командовать мной, не говоря уже о приказах, которые я отдаю.

— Я понимаю, — отвечаю я, освобождаю ее от своей хватки и подхожу к телефону, стоящему на столике рядом с диваном. Я нажимаю девятый номер, и через несколько секунд мне отвечают. — Тициано. Попроси Луиджу прийти ко мне в крыло. Сейчас же.

Я кладу трубку и оглядываюсь на Рафаэлу, которая смотрит на меня так, словно я вдруг превратился в пазл, который она не знает, с чего начать собирать.

Мы остаемся в таком положении в течение нескольких минут, пока не приходит Луиджия.

— Вы просили меня? — Спрашивает она.

— Да, моя дорогая, — отвечаю я, снова подходя к Рафаэле. — Я останавливаюсь рядом с ней, обхватывая руками ее талию. — Сегодня я совершил ошибку. Когда ты спросила меня о подарках, я должен был направить тебя к хозяйке дома, — объясняю я, и хотя Рафаэла не поворачивается ко мне в шоке, напряжения ее тела достаточно, чтобы понять, что я ее удивил. — С этого момента, если у тебя возникнут вопросы, пожалуйста, задавай их ей. И если по каким-то причинам мы отдадим разные приказы, то это должен остаться ее приказ, а не мой.

— Конечно, Тициано. Что-нибудь еще?

— Нет. Это все. Ты свободна, Луиджия.

— Спокойной ночи, — с легким поклоном прощается она и уходит.

В этот момент Рафаэла поворачивается ко мне, и удивление — не единственное чувство в ее глазах. Она… счастлива? Странно, но мне очень нравится осознавать, что я в этом виноват.

— Спасибо, — говорит она, несколько раз моргнув.

— Ты не должна меня благодарить. Мы же договорились. Ты была права.

— И все же ты… Ты не должен был звать ее сюда. Я бы поверила тебе на слово, если бы ты сказал, что этого больше не повторится.

Я пожимаю плечами.

— Я люблю быстро улаживать дела, когда это возможно.

Она облизывает губы, и невозможно не следить за движением ее языка. Желание почувствовать его вкус, жажда его, вот что управляет моим телом, когда я запускаю пальцы в ее волосы и притягиваю ее рот к своему.

Рафаэла хватается за лацканы моего костюма и прижимается ко мне, углубляя поцелуй с таким же нетерпением, как и я.

Может, она все-таки согласится на быстрый ужин?

44

РАФАЭЛА КАТАНЕО

Я выдыхаю через рот, в последний раз проверяя собственное отражение. Хотя это и не похоже на правду, ткань вокруг моего тела мягкая и удобная, и я чувствую себя как будто окутанной чистой роскошью.

Фирменное платье длинное, полностью из полупрозрачной черной ткани, расшитой цветочным кружевным узором. У него есть обнаженная подкладка, более короткая, чем основной слой, которая элегантно прикрывает