— Нет, что ты, — успокоил ее Крюков. — Они, конечно, звери, но не до такой же степени. Слушай, в твоей тачке педаль газа существует или только тормоз и сцепление?

Он прижал своей стопой ногу Анжелы к педали газа. Машина рванулась вперед. Анжела все же успела разглядеть преследователей в зеркало заднего вида.

— Какие же это отморозки? Это милиция.

В подтверждение ее слов позади послышалось громкое мяуканье милицейской сирены.

— Здешняя милиция и есть полные отморозки, — резонно возразил Крюков. — Хочешь сама в этом убедиться?

— Нет. Я всегда считала, что если и вступать в контакт, то не с правоохранительными органами, а с половыми.

Анжела вела машину вполне грамотно. Перед поворотом чуть притормаживала, сам же поворот проходила, набирая скорость. Не ленилась переходить на пониженную передачу, работая сцеплением, как профессионал. Ее правая рука все время находилась на ручке переключения скоростей. От пускала она ее только затем, чтобы перехватить руль при особенно крутом повороте.

Ее мастерство скоро принесло результаты. Вой сирены на хвосте стал затихать. Но тут откуда-то справа выскочила бело-голубая милицейская «десятка» и активно включилась в преследование. Как ни странно, даже на прямой она не отставала.

— Наверно на ней роторный движок стоит, — предположила Анжела.

— Просто у тебя тачка слишком приметная, — тонко намекнул Крюков на их недавнее приключение.

— Я не выбирала, мне ее один знакомый одолжил, — объяснила появление машины Анжела.

— Догадываюсь, кто это, — хмыкнул Крюков. — А старую где оставила?

— На площади возле милиции.

— А не возле кладбища? Нет? Я почему-то так подумал, — в его голосе слышалась нескрываемая ирония. — Сейчас менты тебя поблагодарят за ценный подарок. Смотри, площадь перекрыли. Встречают с конфетти и серпантином.

И действительно, выезд на небольшую площадь впереди них загораживали автобус и милицейский «бобик».

Анжела вывернула руль, машина вломилась в заросли декоративного кустарника на газоне и протаранила их насквозь. К счастью, в кустах в это время никто не совокуплялся и не устраивал пикников, иначе это могло бы стать для пьющих в терновнике последним удовольствием в жизни…

Минутой позже «Фольксваген» вихрем промчался по заваленному мусором двору почерневшего от времени домика деревенского типа, пробил и без того покосившийся забор и рухнул с высоты двух метров в небольшой овражек. Перевернувшись, он снова встал на колеса и замер.

— Поздравляю с мягкой посадкой, — хрипло сказал Крюков и расправил руками разбитые о приборную доску губы. — Ты цела?

— Кажется, да, — простонала в ответ Анжела. — Сейчас постараюсь выбраться. А ты как?

— Будто заново родился, — признался Крюков. — Никогда в жизни не чувствовал такой легкости во всем теле. В целом довольно приятное ощущение. Вот только какая-то жидкая говнятина за шиворот натекла. Чья, не знаешь?

Анжела обиделась и с вызовом заявила:

— Это не говнятина, а крем из моей сумочки. Он, между прочим, полштуки за баночку стоит.

— Значит, это не смертельно?

— Ничего страшного, если только у тебя не жирная кожа.

Крюков задумался.

— А кто ее знает. Но я бы не сказал, что она у меня уж очень жирная…

За такими пустыми разговорами, охая от каждого движения и помогая друг другу по мере необходимости, они выбрались из сплющенной с полюсов машины. Анжела поковыляла вперед, Крюков захромал следом за ней.

— Не везет мне с машинами, — грустно вздохнула она.

— А мне с женщинами, — поддержал ее Крюков. — А куда мы идем?

— Ко мне. Только обещай не приставать.

— Я? Приставать? — Крюков казался оскорбленным до глубины души. — Мне это понятие незнакомо.

— Так, может быть, ты девственник? — с сарказмом поинтересовалась журналистка.

— Нет, — признание далось Крюкову нелегко. — Как раз наоборот. Я жертва женского шовинизма и сексуальных домогательств. Видишь ли, у меня два недостатка: врожденная деликатность и дефект речи — не могу сказать женщине «нет». Для джентльмена это равносильно нарушению дуэльного кодекса.

Стеная и охая, они забрались в подошедший автобус, довезший их до района новостройки. Здесь Анжела предложила Крюкову выйти, и он со скрипом спустился на землю, не забыв при этом подать даме РУКУ.

— Здесь я и обитаю, — указала она на двадцатиэтажную башню.

— Но ты же говорила, что первый раз в этом городе, — напомнил ей Крюков.

— Я немного преувеличила. А разве ты всегда говоришь правду? — возразила Анжела. — Тогда скажи, как тебя зовут? Имя у тебя есть?

— Ну, понимаешь… — он замялся и замолчал.

— Ладно, не хочешь, можешь не говорить.

Они поднялись на лифте на последний этаж и после небольшой манипуляции с ключами, открыв дверь, вошли в квартиру…

Эта ночь далась обоим нелегко. У них ныли избитые тела, и даже умеренная пальпация вызывала боль. А как прикажете совокупляться, не прикасаясь друг к другу?

— Нет, так не получится, давай перевернемся, — потребовала Анжела. — Видишь, у тебя на правом бедре синяк, а у меня на левом. Попробуем позу «шестьдесят девять».

— Далась вам всем эта поза «шестьдесят девять», — проворчал Крюков тоном старого брюзги. — Неужели шестидесяти восьми мало?

Они провожжались, в лучшем смысле этого слова, всю ночь, но все-таки к утру Крюков заставил партнершу прооргазмировать девять или десять раз. благополучно эякулировал сам и заснул с чистой совестью и ощущением, что эти сутки были прожиты не зря…

Утром Крюкова разбудил стук входной двери. Открыв глаза, капитан постарался сориентироваться в пространстве: он лежал в чем мать родила на широкой, как футбольное поле, четырехспальной кровати, рядом, по-детски подложи в ладошку под шеку, посапывала Анжела в костюме Евы. Прямо перед ним в проеме двери, словно позируя для парадного портрета, стоял Яго и сиял фальшивым блеском, как второй комплект олимпийских золотых медалей по фигурному катанию.

— И ты здесь! — без всяких на то оснований обрадовался он, увидев знакомое лицо.

Крюков меньше всего был склонен разделить его радость: у него была трудная, можно сказать трудовая, ночь, и он практически не выспался.

— А этот что тут делает? — недовольно поинтересовался он у проснувшейся подруги.

— Живу я здесь, — обиженно ответил за нее Яго. — Это, между прочим, моя квартира. Что-то не нравится?

— Не знаю, я ее толком не разглядел, — капитан, кряхтя, принял вертикальное положение. — А где мои джинсы?

Окинув взглядом комнату, он заметил лежавшие на полу элегантные, правда, изрядно помятые, запыленные и чуть надорванные на одном колене, дорогие черные брюки. И тут он все вспомнил. Усилием воли сыщик подавил зародившийся было в груди глухой стон.

Анжела села на кровати и, вытащив из-за себя подушку, кое-как прикрылась ею. Подушка явно была ей коротка.

— Ты что такой довольный? — задала она риторический вопрос хозяину квартиры.

— А я большое дело сделал, — похвастался