словно хотел прихлопнуть надоедливого комара. В следующий же миг его глаза вылезли из орбит, а рот широко раскрылся, и он начал хватать воздух, будто выброшенная на берег рыба. Через пару секунд он натужно захрипел и медленно осел на пол.

Адольф, увидев бедственное положение своего подельника, суетливо подбежал к нему и начал расстегивать бедолаге тугой ворот рубашки. Охранник схватил тощего за руку и попытался что-то ему сказать, но через пару секунд потерял сознание.

И в ту же секунду ко мне вернулась моя магическая сила. Я мгновенно вызвал Пушистика и капец, как обрадовался, когда он появился. Только вот запасов маны у него было совсем немного, и я приказал ему пока просто наблюдать. Следующим шагом я наложил на тощего печать подчинения. Защиты на нем никакой не стояло, так что глаза экзекутора сразу стали стеклянными, и он поплелся отстегивать меня от стола.

Как только я освободился, то выскочил из камеры и огляделся по сторонам. В подвале, насколько я видел, больше никого не было. Так кто же вырубил охранника? Я подошел к неподвижному телу и пощупал пульс. Охренеть! Громила был мертв. В его шее торчал маленький и, по всей видимости, отравленный шип, который вдруг начал исчезать прямо у меня на глазах. Капец, это че за технология такая? Хотя, размышлять на эту тему пока было некогда.

Для начала я быстро стащил с руки охранника перстень пустоты и закинул в хранилище. Потом я достал весь свой арсенал артефактов, которые использовал до этого и надел на себя: перстни трансфигурации, огня, кольчуги и пустоты, а также амулет быстрого перемещения. Проверив свою связь с ними, я убедился, что все работает. И это было охренеть как круто!

Повернувшись к тощему, я приказал ему лечь на стол. Видно было, что мерзкий подонок сопротивляется изо всех сил. Я знал, что он все чувствует и осознает, но пересилить мою печать подчинения пока не может. Он, трясясь всем телом, словно бы через силу взобрался на стол и растянулся на нем. Я пристегнул его руки и ноги впаянными в столешницу кандалами. Потом заткнул ему рот какой-то грязной тряпкой, валяющейся на столе рядом с орудиями пыток, и снял печать подчинения.

Мерзкий садист начал дико вращать глазами и дергаться, пытаясь освободиться.

— Что, Адольфик, ссышь, когда страшно? — с отвращением процедил я. — Нихрена, наверное, не прикольно ощущать себя на месте своих жертв? Получай, ублюдок! — И я нажал на выключатель, приделанный сбоку стола.

Тощий громко замычал и его тело заскакало по столу. Подождав немного, я отключил ток и спросил:

— Ну че, как ощущения, паскуда? Не по кайфу?

Тощий весь трясся от ужаса и продолжал что-то громко мычать.

— Больше ты никого не будешь пытать, мерзкое отродье, — прошептал я ему на ухо и, еще раз нажал на выключатель. Тощий тут же вновь задергался и закатил глаза.

Я отошел на пару шагов и стал ждать. Дикое мычание вдруг резко прервалось и только тело садиста, словно тряпичная кукла, продолжало отплясывать безумный танец на поверхности стола. Я еще немного для верности подождал, потом подошел и выключил ток.

— Вот и все, урод, допрыгался, — угрюмо пробурчал я, пытаясь нащупать несуществующий пульс у поджарившегося мучителя.

Ну все, раз с этим садистом покончено, пора выбираться из этой клоаки. Я вышел из камеры и еще раз внимательно огляделся по сторонам. Из подвала был только один выход: у дальней стены, слева от камеры, виднелась лестница, ведущая наверх. Я послал Пушистика разведать верхние этажи дома, а сам начал раздевать валяющегося на полу охранника. Мне надо было принять его облик, чтобы без лишних проблем ускользнуть из этого дома.

Когда дело было сделано, я снял форму академии и бегло ее осмотрел. Твою ж мать! Она же вся грязнющая! Мной что, полы здесь подтирали что ли? Так на вас никаких форм не напасешься. Придется еще одну покупать, а лучше сразу три, для верности. Ладно, с этим позже разберемся, решил я, закидывая форму в хранилище.

Теперь главное, чтобы перстень трансфигурации сработал. Я пустил в него поток маны, пропитанный мыслеформой образа охранника и замер в ожидании. Сначала ничего не происходило, и я даже решил, что пора бы уже начинать расстраиваться, но внезапно мое тело стало увеличиваться в объеме, обрастая мышцами и жирком, приняв в конечном счете точные формы валяющегося передо мной амбала.

После того, как трансформация закончилась, я напялил на себя костюм охранника и поискал глазами зеркало. Эти самолюбивые, всегда с иголочки одетые Молотовы, мне кажется, просто ни минуты не могут прожить, чтобы в зеркало не посмотреться. По-любому где-то в подвале одно припрятали.

Я поднял мою сумку, валяющуюся тут же рядом у стены, и пошарил внутри в поисках телефона. Ага, вот и он. Хорошо, что я его туда засунул, а эти придурки, видимо, еще не успели обыскать мои вещи, либо им было просто пофиг, ведь связи в этом подвале все равно нет.

Закинув сумку в хранилище, я включил на телефоне фонарик и осветил подвальное помещение. Зеркала, к моему огромному разочарованию я так и не нашел, но внезапно увидел в самом дальнем и темном углу маленькую дверь.

Ого! Надо бы проверить, что там? Пушистик в это время все еще обследовал жилые помещения дома. Я решил, что не буду его дожидаться и осторожно двинулся к двери. Остановившись у нее, я прислушался. Изнутри не доносилось ни звука.

Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату. То, что я там увидел, лишило меня дара речи и повергло в сильнейший шок. Это была своего рода кунсткамера, где хранились трофеи этих ублюдочных садистов: заспиртованные части тел и даже целые человеческие мумии. И вдруг я увидел такое, что заставило меня зарычать от бессильной злобы.

Ребенок-то чем вам помешал? Безобидная девчушка, которой еще жить да жить! В бешенстве я достал пистолет, позаимствованный у охранника, активировал кожу дракона с перстнем щита и быстро двинулся к лестнице, ведущей из подвала. Ну все, капец вам, твари!

Глава 24

Падение неприступного дома

Я призвал Пушистика и узнал от него примерный план дома и количество охраны. Второе, если честно, меня не очень-то и волновало. Я был в такой ярости, что будь здесь хоть целая армия, меня бы и это не остановило. Сегодня эти два зверя: отец и сын умрут, не будь я, мать вашу, Грут,