Элизабет поджала ноги, потом расслабилась, потянувшись.

— Английские регбисты работают в банках. Салли Гуннель трудится полный день. Джейн и Крис тоже. Это ведь любительский спорт. Не профессиональный.

— Любительский, да, конечно, — пробормотала Карен.

И тут-то Элизабет накинулась на нее.

— Слушай, ты думаешь, что можешь кататься лучше меня? Мне незачем столько тренироваться, сколько тебе, Карен. Потому что я катаюсь вдвое лучше тебя. Ты можешь открыть супермаркет, писать колонки в «Космо».

А я приехала сюда, чтобы сделать что-то стоящее для Британии. У тебя нет никакого шанса — никакого! — даже если ты целый год не будешь снимать лыжи! Даже если станешь спать в них! Убирайся ко всем чертям!

И Элизабет ринулась мимо нее к лифту.

— Заносчивая корова, — процедила Карен ей вслед.

К Карен подошла Кейт Кокс.

— Не беспокойся. Луиза Левьер ее достанет. Я слышала, она тренируется с Францем Кламмером. А эта пускай радуется, если получит хотя бы бронзу.

Жаннет посмотрела на брошюру о лыжах, украшенную олимпийскими кольцами. С обложки смотрело загорелое лицо Джека Тэйлора.

— Не могу понять, что он в ней нашел.

— Да не так уж много, — весело сказала Карен. — Он ни разу ей не звонил в отель. Я проверила у оператора, представившись леди Элизабет Сэвидж.

— Не может быть!

— Правда, я не вру. Ты ведь знаешь его репутацию.

Найти, победить, воспользоваться и забыть навсегда. Он с ней поразвлекся. Снял с нее штаны — и конец любви.

— Ты так думаешь?

— И она слишком легко его получила, такое не длится слишком долго, — добавила Карен. — Попомни мои слова.

Нина посмотрела на часы: без четверти девять. Холодно, никаких признаков жизни. Она снова позвонила.

На неряшливой стальной пластинке было написано:

«Холл — Нэймет консалтинг». Она пришла туда, куда надо, и именно в то время, на которое договорилась. В данном случае она представляла мощь и благополучие международного монстра под названием «Дракон». Но никого, казалось, это не интересовало.

Она находилась в грязноватом районе города в стороне от озера. Железнодорожная станция была всего в нескольких кварталах. Мрачные многоквартирные дома наверняка заселены работягами. Возможно, это единственная улица во всей Швейцарии с низкой арендной платой. Названия магазинов, ставни которых еще закрыты, написаны по-китайски, а на упаковках, брошенных на землю, надписи по-турецки и по-польски. Все это мысленно возвращало Нину во Флэтбуш, разве что воздух здесь гораздо чище.

Нина переминалась с ноги на ногу. Весь район, что бы ни творилось здесь ночью, сейчас был совершенно безжизненным. Иначе ей стало бы жутковато стоять здесь в дорогом приталенном костюме из темно-серого кашемира с серебряным браслетом на запястье и со строгими маленькими запонками на рукавах блузки. Макияж она сделала подходящий к случаю: неяркий, губы цвета клевера и румяна в тон. Нина постаралась одеться официально, она хотела казаться как можно старше. По ее опыту, разного рода чудаки предпочитают оставлять право оригинальничать за собой. И если официальные лица появляются в джинсах и майке, они впадают в панику.

Нет, Нина хотела выглядеть строго и вызывать доверие.

И еще она хотела казаться богатой, как швейцарский банкир…

Она переложила кейс в другую руку и снова надавила на кнопку; звонок длинно зазвонил. Нэймет, с которым она говорила, теплым глубоким голосом сказал вчера:

— В восемь тридцать. — Он настаивал на этом времени.

— Вы уверены, именно в восемь тридцать? — переспросила Нина.

— В восемь тридцать для меня в самый раз, мисс.

Самое лучшее время дня. Голова ясная и хорошо соображает.

А она стоит здесь уже пятнадцать минут. Было холодно, но маленькие мошки все равно жужжали вокруг.

Наверное, эта часть города выстроена на осушенном болоте. Черт побери, она уже почти созрела идти искать телефон — передоговариваться. Сердито отдернув палец от звонка, Нина с силой пнула дверь.

Неожиданно она открылась. На пороге стоял высокий мужчина с широкой грудью, квадратным, чисто выбритым подбородком и красивыми карими глазами. Он был в одном халате. Очень загорелый. И в ярости.

— Черт побери, что такое? — злым голосом спросил он по-немецки.

Нина с трудом проглотила слюну.

— Доктор Нэймет?

Он распрямился.

— Да. А кому он понадобился? Вы из посольства? Я послал бумаги на визу на прошлой неделе. У вас что, телефонов нет?

Нина сильно покраснела. Она не смела на него посмотреть, потому что он был почти голый.

— Я Нина Рот из «Дракона». Я… Разве мы не договорились на сегодня?

— Вы кто? А-а… фармацевты. — Он все еще злился. — Ну и какого черта вам надо?

Нина смутилась.

— Сэр, я стою здесь уже четверть часа, я пришла ровно в восемь тридцать. Вы сами назначили это время.

Доктор Нэймет помолчал, потом пожал плечами и улыбнулся.

— Вы шутите? Вы думаете, я имел в виду восемь тридцать утра?

Нина понятия не имела, что сказать. Если бы не его голос, она никогда не узнала бы в нем Нэймета. Она ожидала увидеть бородача с толстыми, как бутылочное стекло, линзами очков. Бедный исследователь, безумно благодарный за оказанное ему внимание. А вовсе не такая громадина в халате на голое тело, да еще и потешающийся над ней!

— Я имел в виду вечер. Лилли даже глаза не открывает до десяти, детка. Ну ладно, иди позавтракай и приходи. — Он ткнул пальцем в тонкий халат, едва прикрывавший загорелую грудь с черными завитушками волосков и кончавшийся над носками, в которых он вышел. — Я бы предложил кофе, но, видишь ли, я не слишком одет для этого.

— Да. Конечно. Я приношу извинения, что не правильно поняла время. У нас в «Драконе»… мы…

— Одиннадцать, — твердо заявил Нэймет и закрыл перед ней дверь.

Нина пошла поесть в роскошный ресторан — башню из стекла и хрома. Ей надо было сейчас что-то до смешного дорогое — возможность потратить деньги поможет ей прийти в себя. Она сидела красная от смущения и раздражения, когда принесли кофе — большую чашку эспрессо, такого горького и густого, что она могла бы положить на него сверху ложку. Ресторан был полон бизнесменов. Нина заказала себе «Уолл-стрит джорнэл» и «Файнэншл тайме», чтобы просмотреть за завтраком с круассанами и дикой клубникой. Она погрузилась в «Джорнэл». Детка! Он перепутал ее с посольским клерком, отчитал, назвал «детка». Вышел совершенно голый…