— Что?

— Донья Марина! — крикнул кто-то. — Донья Марина, прибыл тласкальский касик. Нужна твоя помощь.

И внезапно рядом с ней очутился Исла, готовый вести ее по полю боя, усеянному мертвецами, к небольшому холму, на котором разбили палатки. Там готовился ужин. Был поздний вечер. На небе сгущались тучи. Тласкальский касик, в своем роскошном уборе из перьев, длинной мантии и со всеми атрибутами власти и богатства, имел такой вид, словно собрался на праздник. Он нисколько не напоминал главу потерпевшей поражение армии. Подбородок у касика был вздернут, словно он делал жалким испанцам огромное одолжение, соизволив поговорить с ними. Вокруг касика стояли его приближенные.

— Почтенный Малинцин, я вижу, что ваш народ силен и могуч, — сказал он Кортесу. — Мы подчинимся вашей власти. И я вижу, что к вам присоединилось много семпоальцев.

Малинцин перевела все, кроме обращения, Агильяру на язык майя.

— Почтенный Малинцин, семпоальцы ненавидят Моктецуму, и все же вы — гость Моктецумы. Почему?

— Он называет вас «Малинцин», — сказал Кортесу Агильяр.

— Скажи ему, что меня зовут Кетцалькоатль Кортес, а не Малинцин.

— Таков обычай. Так у них принято. Вы и она говорите как один человек.

— Мы говорим так, как говорю я. Скажите ему, что я, Кетцалькоатль Кортес, друг ему. Я Кортес. Я друг моих друзей. Я несу смерть своим врагам. Мы знаем о том, что Моктецума угнетает народы этой страны, и потому мы пришли издалека, из-за Восточного моря, чтобы освободить всех вас от податей, от рабства, от жертвоприношений. Мы принесли вам Слово величайшего из богов и объявляем вас вассалами величайшего императора в мире. Если вы поможете нам и ваши люди встанут на нашу сторону, мы одолеем подлого Моктецуму и его силы. Мы уничтожим Моктецуму.

Касик внимательно выслушал перевод Малинцин.

— Мы бедные люди. Мы в долгу перед Моктецумой, — начал касик. Он выражался в том же духе еще некоторое время и в конце концов закончил свою речь такими словами: — У нас нет выбора. Мы принимаем ваши условия.

— Они сдаются, — сказал Агильяр.

— Они считают меня богом?

— Нет, они видели, что ваших солдат можно убить.

— Слава богу, хоть лошадей не убили, за исключением тех двух, что они зарезали в самом начале.

— Они хотят знать ваши условия.

— Мои условия? — растерялся Кортес.

— Скажите ему, что нам нужны пища, вино и женщины, — встрял Берналь Диас.

Малинцин посмотрела на Берналя Диаса с отвращением.

— Передайте касику, что нам потребуются солдаты, его сильнейшие воины, его лучшие носильщики. У нас достаточно женщин, спасибо.

Кортес улыбнулся Малинцин. Она улыбнулась ему в ответ: «Ты спас мне жизнь». Но тут еще одна мысль пришла ей в голову: «Он спас мне жизнь. Значит ли это, что теперь я обязана ему жизнью?»

Глава 24

Тем вечером офицеры собрались в палатке Кортеса для того, чтобы обсудить битву. Командир сидел в кресле, а офицеры на земле.

— Который час? — спросил Кортес.

— Без двадцати девять, — ответил Нуньес.

Он так никому и не сказал о том, что Кай ранена. Аду сообщил ему, что Кай подстрелил кто-то из испанцев. Может быть, эта стрела попала в нее случайно, а на самом деле стрелявший целился в тласкальца?

Обмакнув перо в баночку со свежими чернилами, Берналь Диас записал в своей книге: «17 октября 1519 года».

— Мы победили, — сказал Исла.

— Они воюют для того, чтобы заполучить пленников, — вмешался Агильяр. — Пленники нужны им для жертвоприношений, так что у нас с самого начала было преимущество, Исла. Мы-то стреляли на поражение.

— Я думаю, что они забыли о необходимости брать солдат в плен, когда разгорелась битва, — возразил Исла. — По-моему, тут либо сам убьешь, либо тебя убьют.

— Они сражаются за свою страну.

— Франсиско, тебе всегда хочется о чем-нибудь поспорить. Позволю себе напомнить о том, что это страна короля Карла, страна, принадлежащая Испании, и, возможно, если король Карл был провозглашен императором Священной Римской империи, эта страна уже стала ее частью, — сказал Кортес. — Кроме того, мы воюем за нашу страну. Они бунтари.

— И как я только мог забыть? — проворчал Франсиско.

— Не забывай об этом.

— Мы не считали потери среди семпоальцев и ксокотланцев, сражавшихся вместе с нами, — заметил отец Ольмедо. — Среди них много убитых и раненых.

— Аду, негр, прекрасно проявил себя на поле боя, — добавил Нуньес.

Аду считал, что Кай кто-то специально выстрелил в ногу, так как по ране было видно, что в Кай целились.

— Ты прав, — согласился Кортес. — Он сражался лучше всех. Нужно его отметить. Давайте наградим его. Схожу за ним.

Ботелло, Малинцин и Аду оказывали раненым посильную помощь. Семпоальцы и ксокотланцы дорого заплатили за свой военный союз с Кортесом. Сейчас они вытапливали жир из тел мертвых тласкальцев, чтобы мазать им раны. Малинцин готовила припарки из мака и лимонника и отвары из листьев магеи. На покалеченные руки и ноги накладывали шины из узкой древесины и повязки из чистых тряпок. Лапа Ягуара, мясник, должен был помогать при ампутациях. Для этого ему выдали острый топор.

— Аду! — позвал Кортес, проходя мимо раненых. Аду не увидел командира. — Не бойся. Я хочу поговорить с тобой в моем шатре.

Аду взглянул на Малинцин, а затем на Ботелло. Те пожали плечами.

Ну вот, сейчас это произойдет. Он так и знал. Аду почувствовал, как у него задрожали, подкашиваясь, ноги. Его повесят? А может быть, удастся отделаться поркой? Аду в панике оглянулся, пытаясь понять, не удастся ли ему сбежать. Он стоял на поле, усеянном мертвыми и умирающими индейцами, многих из которых он, несомненно, убил сам. Ему некуда было идти, он ничего не мог поделать, и в действительности он не принял ничью сторону. Аду был здесь ни к месту, и, если бы он убежал, все бы о нем забыли. Но он последовал за Кортесом в его большой шатер, и при этом никто не направлял меч в его сердце и не приставлял к его голове мушкет. На нем не было рубашки и, конечно же, обуви, как всегда. Даже меча у него не было, так как этот меч ему не принадлежал. Покорно, как и подобает рабу, Аду шел навстречу своей судьбе. В конце концов, Жрица Смерти назначала встречу каждому рано или поздно. Так не следует ли ему приветствовать смерть как доброго друга?

В палатку Кортеса не вползали на четвереньках. В этом высоком шатре могло стоять в полный рост множество людей. Рядом находился навес, развевались флаги, и эта палатка казалась настоящей штаб-квартирой. Аду видел нечто подобное, когда его продавали на рынке рабов на Кубе: похожие матерчатые дома с коврами на полу, где на серебряных подносах подавали сладости и сироп, музыканты пели и играли, а вокруг стояли люди в кандалах, которых покупали и продавали.