Старший стражник кивает так, будто уже сожалеет об этом.

Я вхожу в преобразившийся зал. Как они это сделали между завтраком и текущим моментом? Мне не нравится Арла, но я впечатлена тем, что ей удалось сделать. С потолка свисают снежинки. Должно быть, они сделаны из какого-то материала. Ледяные скульптуры и стеклянные украшения покрывают стены и пол. Ковры и столы убраны, а в одном конце зала разложены огромные бело-голубые подушки. На них располагаются семейные пары и группы друзей. Мои глаза почти вылезают наружу при виде такого количества женщин в откровенных нарядах. Здесь много кожи. Слишком много кожи. У некоторых из них лишь небольшие полоски ткани, прикрывающие их спереди. Мужчины одеты в особые туники и кожаные штаны. Кажется немного несправедливым, что женщинам приходится прилагать столько усилий. Они, наверное, тоже мерзнут.

Фиона замечает меня с другого конца комнаты и подталкивает Санджея в бок. Я притворяюсь, что не замечаю их и продолжаю двигаться на звук.

Я оставляю одну руку на стене, приближаясь медленными шагами, пока не оказываюсь на расстоянии десяти шагов. Высокий мужчина играет на маленьком деревянном предмете, который, как я предполагаю, является скрипкой. С ним ещё двое, которые неподвижно сидят рядом с другими инструментами. Я гадаю, издают ли они такой же звук.

К моему удивлению, когда музыканты продолжают играть, мне приходится смахивать слёзы. Мысли, которые обычно возникают у меня только в уединении моей комнаты, выныривают на поверхность. Моё сердце думает об Оландоне и о том, как много мне предстоит ему рассказать, о близнецах; о вопросах Оберона и любвеобильной натуре Очаве. Я думаю об Аквине и надеюсь, что он доживет до момента, когда мы с ним снова увидимся. Я думаю о том, что потеряла за последний год. Я думаю о Кедрике. О его яростной верности и его смехе, о его честных голубых глазах.

Я оборачиваюсь и оглядываю зал, чтобы увидеть, не приближается ли кто-нибудь, и ловлю ехидный взгляд Арлы, когда она смотрит на мою одежду и шепчет одной из своих подруг, прикрывая рот рукой. Я закатываю глаза и возвращаюсь к музыке. Ещё одна песня.

Я едва не выпрыгиваю из ботинок, когда позади меня падает большая деревянная скамья. Я смотрю на виновника, чертова братца Кедрика. Я могла бы догадаться. Там где разрушения, там и Король Джован.

— Я подумал, что ты можешь захотеть присесть, пока слушаешь, — говорит он.

Его голос, как всегда, самоуверенный, но я замечаю нерешительность в том, как он немного сгорбил плечи. Всё, что ему нужно было сделать, это засунуть руки в карманы и бить ногами по земле, чтобы выглядеть как восьмилетний Оландон, когда я застала его бросающим камни в стадо Дромед.

— Спасибо, — говорю я и сажусь на предложенную скамью, возвращая своё внимание к музыкантам.

По крайней мере, настолько, насколько могу, когда за мной стоит Джован. Он перемещается и садится рядом со мной.

Скамья слишком низкая для него. Он упирается предплечьям в колени, и я вспоминаю, как меня впервые привели к нему.

— У вас в Осолисе нет музыки, — говорит он. — Роско только что объяснил мне твой интерес.

Я наклоняю к нему голову.

— У нас есть песни, но ничего настолько прекрасного, как это, — я взмахиваю рукой в сторону музыкантов. — Солати предпочитают пьесы и трагический театр.

— Тебе это не очень нравится, — усмехается он.

Я вздрагиваю.

— Я ежедневно благодарю судьбу за то, что у вас здесь этого нет.

Мы впадаем в молчание, слушая другую, более оптимистичную мелодию. Смех и крики раздаются из толпы, которая двигается к нам, стремясь быть ближе к своему Королю. Надеюсь, что дамы Жаклин весело проводят время.

Скамья сдвигается, и Король оглядывается.

— Были найдены двое стражников, которые стояли у твоей двери той ночью, — говорит он, понижая голос.

— Они живы? — с надеждой спрашиваю я.

Их смерть лежала на моей совести.

— Они были живы. С тех пор эта проблема была устранена.

Я в тревоге поднимаю на него взгляд.

— Что вы имеете в виду?

Он смотрит на меня, вскинув брови.

— Ты не находишь странным, что той ночью ты не услышала звуков борьбы снаружи комнаты? Охранникам заплатили, хорошо заплатили, насколько я смог выяснить. Они провели бандитов внутрь и затем оставили тебя. Они пытались скрыться в Средних Кольцах, но были схвачены моими людьми. Плата за дезертирство и другие их действия — смерть.

— Это отвратительно.

Король рычит от моего ответа.

— Нет. Не их наказание. Их жадность. Как человек может быть настолько… — я пытаюсь подобрать правильное слово.

— Безнравственным? — подсказывает Джован.

Я киваю и продолжаю:

— Я рада, что их больше нет. Они сказали, кто им заплатил?

Конечно, он не был бы таким спокойным, если бы знал, что это сделал Ашон.

— К сожалению, в самом начале их пребывания, прежде чем мы смогли над ними поработать, дозорный, охранявший подземелья, был скручен. На следующее утро было обнаружено, что у обоих мужчин вырезаны языки.

Я тяжело сглатываю при этой ужасающей мысли.

— Ох.

Где располагались подземелья? Я не замечала, чтобы что-то такое происходило. Должно быть, они за казармами. Это была единственная часть, которую у меня так и не удалось исследовать.

— Так или иначе, мы найдём этого человека. Я не допущу присутствие такого человека в ассамблеи. Однако я не думаю, что мы когда-нибудь найдём наёмников.

Большая часть меня надеется, что Король никогда не узнает, что это был Ашон. И я всё ещё уверенна, что это был Ашон. Для своих шестнадцати лет он был знаком с очень сомнительными людьми. Он был мальчишкой, играющим с острыми мечами, и Джовану нужно было взять его в руки, пока он не увяз слишком глубоко.

— Олина… — Король прерывает мои мысли. — Я должен извиниться за то, что напугал тебя вчера утром. Я утратил контроль над своим гневом.

Я меняю позу на скамье, вытягиваю одну ногу и кладу обе руки по обе стороны от себя, чтобы ухватиться за скамью. Мой рот открывается и закрывается, пока я обдумываю, какой ответ ему дать. Я выбираю честный. Раньше он говорил мне, что он презирает ложь, так что, предполагаю, он ценит противоположное.

— Только позже мне пришло в голову, — говорю я, — что в вашей семье не сложилось… хороших отношений с упряжками. Я могу простить ваше беспокойство, если это было оно, — я держу лицо прямо. — Я возражала только против запугивания.

Он долгое время молчит. Моё сердцебиение учащается, пока я пытаюсь предугадать его реакцию.

— Ты права. Я теперь не особо дружу