с упряжками, — говорит он, как будто слова вырываются из его рта.

Я ухмыляюсь под вуалью.

Он продолжает:

— Хотя, признаюсь, я был удивлён твоей реакцией. Ты никогда раньше не реагировала таким образом. Даже, когда я был в твоей комнате, после твоего приезда, и прижал тебя к стене.

Кто-то задыхается позади нас. Джован оглядывается и бросает взгляд, отпугивающий их. Он поворачивается обратно, нахмурившись.

Теперь моя очередь хранить молчание, пока я решаю, как ответить. Ему было сложно признать, что он слишком остро отреагировал. По какой-то причине я чувствую себя в долгу перед ним. Может быть, за то, что он оставил меня в живых, а может быть, потому что он знает мой самый большой секрет и доказал свою осмотрительность.

— В Осолисе у меня были непростые времена, — говорю я, и его взгляд переходит на мою вуаль и скользит вниз, возможно, оценивая мою позу, как я делаю это с другими. — Помните, Блейн говорил, что Татум ненавидит меня? — спрашиваю я.

Он кивает. Я поворачиваюсь вперед.

— Это ещё мягко сказано. В результате… в результате этого мне не нравится чувствовать себя запуганной. На самом деле, я делаю всё, чтобы избежать чувства уязвимости, — заканчиваю я, жалея, что сказала ему больше, чем собиралась, больше, чем я рассказала Кедрику.

Я смотрю на его руки, которые всё ещё лежат на его коленях, но теперь они сжаты в огромные кулаки. Когда он говорит, его тон — мягкий голос, который, как я поняла, означает, что я должна бежать от него так быстро, как только могу.

— Тогда я сожалею вдвойне. Сообщения о Татум, конечно, не были благоприятными. В какой мере с тобой плохо обращались? — спрашивает он.

Я ёрзаю на сидении.

— Не думаю, что вам нужно знать детали, — говорю я, надеясь отвлечь его от темы.

— Мне не нужно знать, но я хотел бы знать. Если ты скажешь мне, — он говорит своим грубым, приближенным к нежному голосом, который я слышала только один раз.

Я пожимаю плечом и оглядываюсь. Толпа отступает на несколько шагов.

— Подобно тому, как меня избили здесь, иногда сильнее, иногда слабее, — я сохраняю свою голос без эмоций.

— Тебя физически избивали? — в его тоне звучит ужас.

Я наклоняю голову на бок. А что, по его мнению, я имела в виду?

Король встаёт, как будто ему нужно ещё раз ударить по каменным колоннам, окружающим мою кровать. Через несколько мгновений он садится.

— Блять, — произносит он голосом, который я никогда раньше не слышала.

— Кедрик знал? — допытывается он.

— Думаю, он подозревал, но я никогда не говорила ему. Я не хотела, чтобы он пытался вмешаться и пострадал или создал проблемы между нашими мирами из-за меня.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках вдохновения, чтобы сменить тему.

— Как называется эта штука в конце? — спрашиваю я.

Я знаю, что он хочет услышать больше о плохом обращении со мной.

— Барабан, — наконец отвечает он.

Я выдыхаю.

Король встает, заставив скамью пошатнуться.

— Пойдём, я представлю тебя музыкантам.

Он протягивает руку.

— Я не хочу отвлекать их, — говорю я, глядя на его руку.

Он закатывает глаза.

— Пойдем со мной, чертова упрямая женщина.

Я надуваюсь и кладу свою руку в его. Его рука охватывает мою. Мои руки, должно быть, ощущаются для него, как куски льда. Его кожа такая тёплая. Я вижу, как он бросает взгляд вниз, на мою руку, слегка нахмурившись. Он ведёт меня к музыкантам и поднимает свою руку вверх, прерывая их в середине песни.

Мужчина, который сидит у третьего, неизвестного объекта, поднимает голову и обменивается нервным взглядом с остальными.

— Вам не понравилась песня, мой Король? — спрашивает он.

— Твоя музыка, как обычно, хороша, Тонио, — он подталкивает меня вперёд. — Это Принцесса Осолиса. У них нет музыки, и она заинтересовалась вашими инструментами.

Трое музыкантов переключают своё внимание на меня. Я делаю шаг вперёд, сцепив руки перед собой.

— Я не могу найти слов, чтобы описать, как прекрасна ваша музыка, — говорю я. Кажется, это их успокаивает. — Я услышала скрипку из своей комнаты и должна была узнать, откуда она доносится. У нас в Осолисе есть только певцы.

Они благодарят меня и предлагают показать, как работают их инструменты.

Барабанщик передаёт мне одну из своих палочек, которую я беру с некоторым трепетом.

— Вот так, — ворчит он и бьёт по бочке, на которую натянута какая-то плотная кожа.

Я осторожно постукиваю по ней палочкой, и раздается тихий звук. Джован фыркает. Я смотрю на него и вижу, как одна его бровь с вызовом поднимается. Я резко опускаю палочку, подпрыгивая от шумного звука, а затем смеюсь над своим испугом. Несколько мгновений я отбиваю такт, а затем другой человек перемещается ко мне за спину и подставляет свою скрипку мне под подбородок.

Ужасный скрип наполняет зал, когда я пытаюсь опробовать играть. Я качаю головой, чтобы избавиться от звука, как от горького вкуса. В зале раздаётся смех, я поднимаю глаза и вижу, что за происходящим наблюдает огромная аудитория. Я отдаю инструмент обратно.

Последний мужчина жестом показывает на своё место и кладёт гитару мне в руки.

— Эта гитара слишком велика для вас. Я сделаю для вас поменьше, если вы решите научиться играть.

Я с недоверием поднимаю на него глаза.

— Я не смогу научиться играть на гитаре, — говорю я, смеясь и качая головой.

Мужчина пожимает плечами.

— Поставьте свои пальцы сюда, на второй лад.

Он ставит три моих средних пальца на инструмент.

— Второй лад, — повторяю я, чувствуя себя глупо.

Я слышу, как фыркает Джован, и пытаюсь пнуть его в голень.

Я неловко бью по струнам большим пальцем, морщась от странного приглушённого звука, исходящего от струн.

— Зажмите кончиками пальцев.

Тонио меняет положение моей руки, а другие музыканты дают мне советы. Я пробую снова и получаю от них невнятный звук. Я снова переставляю руку, и на этот раз все струны издают мягкий звук. Я смотрю вверх, уверенная, что мой успех сияет сквозь вуаль.

— Очень хорошо, Принцесса. Мы ещё сделаем из вас музыканта, — говорит он, забирая назад гитару.

Я смотрю на толпу и чувствую вину за то, что прервала их танцы.

Музыканты снова начинают играть с энтузиазмом, заставляя толпу ликовать и искать партнёров.

Я потираю кончики пальцев друг о друга, ощущая их нежность. На моих пальцах остались неглубокие вмятины от струн. Я удивляюсь, как Тонио удаётся играть всю ночь, думаю, у меня бы пальцы кровоточили.

Я присоединяюсь к Джовану и подошедшему Роско.

— Вам понравилась гитара, Татума? — спрашивает Роско.

— Верно,