Я получал письма от людей со всех континентов, кроме Антарктиды. И почти каждый раз, когда я оказываюсь в торговом центре или ресторане, незнакомые люди подходят ко мне со словами, что они не намерены мне докучать, а просто хотят сказать «спасибо».

У некоторых из этих людей на рейсе 1549 были любимые или друзья, однако к огромному большинству это не относится. Но случившееся на этом самолете глубоко тронуло их, и они почувствовали настоятельную потребность поддержать меня и мою семью. Многие говорят мне, что, узнав о нашем рейсе, они поймали себя на размышлениях о каком-то решающем моменте в собственной жизни или о человеке, который их вдохновляет. Другие пересматривали свои мечты, связанные с детьми, или вновь ощущали боль утрат, с которыми все еще пытались примириться.

Люди шлют мне свои воспоминания и размышления, потому что теперь я стал публичным лицом неожиданного вдохновляющего события, которое продолжает вызывать отклики. Получать известия от столь многих людей и знакомиться с их историями – это часть моей новой работы.

Я пришел к пониманию, что человеческая благодарность – щедрый дар, и не хочу обесценивать добрые слова, отказываясь от них. Поначалу мне было неловко, тем не менее я принял решение, что буду с благодарностью принимать благодарные чувства людей. В то же время не стремлюсь принимать их на свой счет. Я понимаю, что мне выпала роль, которую нужно сыграть, и, возможно, это приведет к каким-то добрым итогам.

Никогда прежде я не оказывался в такой роли. Всю жизнь прожил безымянным человеком. Гордился своей женой, был горд детьми, но жил тихой домашней жизнью. Моя профессиональная деятельность тоже протекала по большей части скрыто, она проходила по другую сторону закрытой двери пилотской кабины.

Однако теперь меня повсюду узнают, и люди подходят ко мне со слезами на глазах. Они и сами не знают, чем вызваны их слезы. Просто их отношение к тому, что символизирует этот рейс, и удивление при встрече со мной вызывают шквал эмоций. Когда люди так благодарят меня, первое, что приходит в голову, – я не заслуживаю этого внимания или бурно выражаемой благодарности. Отчасти чувствую себя самозванцем. И все же мне кажется, что на мне лежит обязанность не разочаровать их. Не хочу отмахиваться от их благодарности или говорить, что чувства, которые они испытывают, неуместны.

Разумеется, мантия «героя» по-прежнему вызывает у меня ощущение неловкости. Как любит говорить Лорри, герой – это тот, кто, рискуя своей жизнью, входит в горящее здание. Рейс 1549 – дело иное, потому что на меня и членов моего экипажа давили обстоятельства. Мы делали все, что было в наших силах, опирались на свою подготовку, принимали правильные решения, не сдавались, ценили жизнь каждого человека на этом самолете – и добились благополучного исхода. Я вовсе не уверен, что это можно охарактеризовать словом «героизм». Скорее, суть в том, что у нас была определенная жизненная позиция, и мы применили ее к тому, что делали в тот день – и многие предшествующие дни, которые нас к нему подвели.

Как мне представляется, люди реагируют именно на эту философию, а не на какой-то там акт героизма.

Еще они так тепло восприняли новость о рейсе 1549 потому, что она пришла в момент, когда многие пребывали в неподдельном унынии.

15 января 2009 года, день нашего рейса, пришелся на переходный момент для судеб мира. Президентское кресло Соединенных Штатов вот-вот должен был занять другой человек, из-за чего одних людей наполняла надежда, а других пугал предстоящий путь. Это было время великой неуверенности; время, когда шли две войны, а мировая экономика рушилась. Во многих сферах люди ощущали растерянность и страх. Они гадали, не сбилось ли общество с верного пути, не потеряны ли ориентиры. Некоторые усомнились даже в нашей основополагающей компетентности.

Они услышали о рейсе 1549 – и эта история отличалась от большинства сообщений, которые они узнавали из СМИ, тем, что новости о рейсе продолжали оставаться позитивными. Самолет совершил посадку благополучно. Пассажиры и спасатели оказывали друг другу помощь и поддержку. Все, кто находился на борту, выжили. Сообщения эти были исключительно радостными (разумеется, при условии, что слушатель не был владельцем или страховщиком нашего Airbus A320; в противном случае далеко не все новости рождали оптимизм).

У людей, смотревших репортажи о рейсе 1549 по телевизору, эта история вызывала подъем чувств. Она давала людям возможность утешить себя мыслью, что идеалы, в которые мы верим, правильны, даже если не всегда очевидны. Они начинали думать, что американский характер по-прежнему существует, и то, за что, как нам представляется, ратует наша страна, по-прежнему живо.

Я научился больше ценить жизнь – и Америку – благодаря своему взаимодействию со столькими людьми после этого события. По их словам, моя история трогает их, но гораздо чаще меня волнуют их собственные истории.

Когда рейс 1549 совершил посадку на Гудзон, 84-летний Герман Бомзе наблюдал спасательную операцию из своей манхэттенской квартиры на тридцатом этаже с видом на реку.

Мистер Бомзе, отставной моряк и гражданский инженер, был глубоко взволнован при виде пассажиров, торопливо выходивших на плоты и крылья самолета. Он боялся, что не все успели выйти. Он беспокоился, что паромы не до всех доберутся вовремя. Он позвонил своей дочери, Брахе Нехаме, и оставил ей голосовое сообщение о своем потрясении этим зрелищем. Она, в свою очередь, прислала мне письмо, в котором поведала рассказ отца.

В 1939 году, когда Герману было пятнадцать лет, он с сестрой и родителями жил в Вене, и семья отчаянно пыталась бежать из Австрии. Поскольку они были евреями, нацисты обыскали и разграбили их квартиру. Они знали о массовых депортациях евреев, и до них доходили слухи о массовых убийствах.

Семья Германа надеялась уехать в Соединенные Штаты, где жили их родственники, готовые подписать документы, поручившись за них. В те дни в Соединенных Штатах существовали строгие квоты на принятие определенного количества европейских беженцев. В посольстве США в Вене семейству Бомзе сказали, что им могут предоставить только три визы – для Германа, его сестры и их матери. У отца Германа был польский паспорт, а для поляков существовали другие квоты, и виза ему не полагалась.

– Пожалуйста, – умоляла мать Германа. – Не разлучайте нашу семью!

– Не разлучайтесь, если не хотите, – пожал плечами чиновник посольства. – Если захотите остаться здесь, в Австрии, вы сможете быть вместе. Если трое из вас захотят уехать, можете ехать. Это ваш выбор.

Семья приняла решение. Отец Германа остался. Герман с матерью и сестрой бежали в Соединенные Штаты, где их ожидала сравнительно безопасная жизнь. Они втроем прибыли туда в августе 1939 года, а вскоре после этого отца Германа увезли в концентрационный лагерь Бухенвальд. Там он и был убит в феврале 1940 года.

Почти семьдесят лет спустя Герман наблюдал за развертыванием спасательной операции рейса 1549, и эти тяжелые давние воспоминания, пробудившиеся в нем, заставили его позвонить дочери. После этого звонка Браха никак не могла отделаться от мысли, что есть связующая нить между мной и ее отцом, и решила написать мне письмо.