К тому времени как появились первые признаки потепления, три четверти стен Сокровищницы были пусты. Сестры не шевелились, ведь даже мысли о весне требовали сил, однако каждая из них отметила эту перемену.

Деревянные стены улья поскрипывали, просыхая. Воздух сделался легким, и в нем теперь присутствовали новые запахи. Неужели земля показалась из-под снега?

Сестры начали ослаблять свою хватку, но продолжали удерживать антенны в состоянии транса из страха горького разочарования от несбывшихся ожиданий. Флора открыла обе свои антенны и подняла голову в воодушевлении. Давление воздуха определенно менялось – высоко над крышей Сокровищницы открывались небеса. Со времени своего отчаянного полета по холоду из стеклянной клетки она не выглядывала наружу и не нюхала ни единого растения, но теперь, когда первые семена стали прорастать глубоко в земле, начал подниматься первородный, самый ранний запах весны.

Потом настал день, когда солнце пригрело сильнее, и в саду, наконец, запели птицы. В глубине Клуба пошевелилась Королева. Ее аромат стал пульсировать, расцвечивая сны ее дочерей все ярче и ярче, возвращая их чувства к жизни, – и вот пчелы проснулись в едином радостном порыве, ощущая перемену в воздухе и приветствуя наступающую весну.

В приливе эйфории Флора высвободилась и растянула затекшие конечности. Она сразу же стала искать Сэра Липу, желая убедиться, что он остался в живых, но он уже исчез во всеобщей суматохе распускаемого Клуба.

Коричнево-золотистая масса пчел потянулась по стенам Сокровищницы, и в воздухе заструилось бессчетное множество указаний и подтверждений. Соты подрагивали по мере того, как тысячи ног заново активировали дремлющие коды запахов.

– Всеобщая готовность! Всеобщая готовность! – звучали призывы ко всем сестрам.

И все расступились в восторженном возбуждении, когда сама Королева стремительно прошла среди них в ароматном облаке.

– Внимание, внимание! – сказала она.

За ней струился запах ее возрастающей фертильности, он был слаще, чем нектар. Тут же и фрейлины, чей прекрасный мех был взлохмачен, а антенны беспокойно покачивались от резкого перехода к активному состоянию.

– Внимание, внимание! – выкрикивали они на бегу.

Все пчелы возрадовались и с облегчением запели Королевскую Молитву, разнося благую весть: Пресвятая Мать готовилась снова откладывать яйца, а зима, наконец, осталась позади.

* * *

Это было восхитительное и странное ощущение – свободно передвигаться по улью. Сестры породы Прополиса мгновенно приступили к работе, восстанавливая повреждения, причиненные вторжением чудовищной мыши, все, что было покорежено ее зубами и когтями, а уборщицы принялись вычищать грязь, оставленную мышью. Полевки поспешили за Флорой в направлении взлетной доски, но в прихожей среднего уровня они наткнулись на когорту жриц, осматривающих повреждения и следящих за работой других пчел. Флора не могла пройти мимо. Она закрыла антенны и приблизилась к одной из них.

– Сестра, будет ли мне позволено задать вопрос?

– Говори.

– Сказали ли пауки из фруктового сада правду?

По антеннам жрицы прошла сильная и напряженная пульсация, но затем она опустила их.

– Почему ты спрашиваешь?

– Они говорили о двух зимах. Но сейчас уже весна.

– Странно, что ты до сих пор помнишь об этом. А как по-твоему, пауки говорят правду или лгут?

Флора стояла молча.

Зима приходит дважды; еще одно яйцо.

– Лгут, Сестра, ибо не желают нам добра.

– Тогда зачем засорять голову их злобными пророчествами?

– Так много жизней было отдано в обмен на их слова, и если они…

Жрица пригладила свои антенны, а когда подняла их снова, Флора поняла, что она закрыла их, словно ей тоже было что скрывать.

– Клуб выжил, не так ли? – спросила жрица и распространила свой запах. – Летай, пока можешь, старая полевка. Принеси нам пищу!

– Смиряться, подчиняться и служить.

Флора кивнула и побежала к доске. Жрица не ответила на ее вопрос. Значит, еще оставалась надежда.

* * *

Было так радостно снова видеть гвардию Чертополоха, стоящую в боеготовности на доске, и, когда Флора поставила свою метку рядом с другими возвратными метками, гвардейцы приветствовали ее как любую другую полевку. Она с некоторым усилием запустила свой мотор и расправила длинные затекшие крылья. Они немного болели, когда солнце разогнало кровь по серебристым мембранам, а в суставах ощущалась скованность. Флора старела, в этом не было сомнений, как и другие полевки, имевшие заметно более потрепанный вид. Но когда они взмыли высоко в ясный воздух, звучание их моторов было радостным и сильным.

Флора стремительно влилась в их компанию. Если долгое зимнее заточение в чем-то пошло ей на пользу, то это была скорость и проворство, и одна мысль о холодных телах сестер, прижимавшихся к ней, заставляла ее неистово бросаться в воздушные потоки, устремляясь за чудесным запахом пыльцы.

Он прилетал от неровной линии ив, высившихся по краю поля, их листья еще были свернуты и дремали, но ярко-желтые сережки уже раскрывались. Нектара в них не было, потому что все эти деревья были мужского пола, а после долгого голодания Флора очень нуждалась в пыльце, насыщенной углеводами. Она бегала вверх и вниз по золотистым подвескам, под чудесным душем из пыльцы, покрывавшей все ее тело, а затем, собрав ее и плотно спрессовав в аккуратные комочки, она принялась за еду, восстанавливая силы. Вкус пыльцы и свободы вызывал желание жужжать от радости, и, когда пчелы из других ульев присели на соседние ветви, все приветствовали друг друга самым прекрасным словом на их языке: Весна!

Каждую полевку, возвращавшуюся в улей, встречали бурей оваций, едва она касалась доски со своим грузом, но Флора удостоилась самого торжественного приема. Она станцевала свои координаты в набитом до отказа зале Танцев перед восторженными пчелами, и многие срывались с места, даже не досмотрев до конца, и спешили на поиски ивовых сережек.

Все полеты были в тот день успешны и закончились лишь с наступлением ранних сумерек, когда пчел загнала в улей вечерняя прохлада. Одни сестры нашли ярко-оранжевую пыльцу крокусов, а другие – желтые нарциссы с их резким отчетливым вкусом, и настроение в столовых царило самое радостное.

А когда все поели, стала известна еще одна прекрасная новость. В столовую вбежали две молодые кормилицы Ворсянки с сияющими от возбуждения лицами.

– Сестры! Пресвятая Мать снова откладывает яйца с прежней силой – столько новых работниц!

– И на каждую сотню сестер по самцу! Грядут Их Самости, сестры! Воистину пришла весна, скажите всем!

Воспоминания об истреблении трутней стерлись из их памяти за время пребывания в зимнем Клубе, как и прочие воспоминания о прошлом лете, поэтому их радостное возбуждение было чистым и свежим. Все, что помнили пчелы, – это восторг Служения, который вновь царил в улье, все славили здоровье Пресвятой Матери и ее непрестанную любовь к ним. Пришла весна, и страх исчез.