Что ж, остается радоваться тому, что она хотя бы дочь отца, который готов позволить ей самой выбрать себе жениха. Дочери крестьян выходят замуж по воле отца, старающегося таким образом прирезать выгодный надел или получить доступ на удобный участок выгона, купеческие дочери своим замужеством укрепляют торговые связи своих семей или «привязывают» к отцовскому торговому дому энергичного и перспективного приказчика, дочери герцогов и графов приобретают для отцов влиятельные связи и отдаются более удачливым вельможам в качестве, так сказать, откупной платы… и никто их не спрашивал, симпатичен ли им тот, кому их отдают в жены. А ведь каждая из них мечтала о любви…

Дверь зала тихо скрипнула, и принцесса отвлеклась от своих мыслей.

— Левкад?

— Да, госпожа.

Лиддит шумно вздохнула. После того, что она только что выслушала, ей не очень-то хотелось задавать вопрос, но и из наставлений старика Крамара и из поучений отца она твердо усвоила: для настоящего повелителя, командира, полководца главное — полная ясность.

— Как все прошло?

Ответ был уклончиво краток.

— Жерар Эглие в тюрьме.

Лиддит раздраженно скрипнула зубами.

— Да, темная напасть, я тебя не спрашиваю, где он! Я спрашиваю, как все прошло?

Левкад поежился.

— Ну… там собралось около двух десятков купцов из Торговой гильдии… они были недовольны.

— Недовольны?

— Да… ОЧЕНЬ.

Лиддит досадливо сморщилась.

— Ладно… разберемся. — Она немного помолчала, наморщив лоб, потом посмотрела в упор на своего слугу.

— Ты ведь не просто штаны там протирал, у мажордома? — Левкад удивленно воззрился на свою госпожу. Лиддит сердито нахмурилась. — Короче, кто у нас самый влиятельный торговец в империи? Ну, из числа тех, кто безоговорочно верен царствующему дому.

Левкад насупился.

— Я не вправе давать советы Вашему Высочеству.

— А вот этого не надо, — проворчала Лиддит. — У меня уже уши завяли от твоих советов.

— Это другое, — возразил Левкад. — Слуга должен заботиться о телесном здоровье своего господина или госпожи, а уж как ему или ей поступать — это только его или ее дело… или касается других благородных господ.

— А я у тебя и не спрашиваю совета. Я требую от тебя информацию. И попробуй мне ее не дать!

Левкад, пару мгновений поколебавшись, сдался.

— Ну… говорят, Тавор Эрграй. Но если выдумаете предложить ему должность казначея, скажу сразу: это гиблое дело.

— А вот это уже совет, — огрызнулась Лиддит, но тут же сбавила тон: — А почему?

— Не хочет он… — пояснил Левкад. — Ходят слухи, будто ему уже трижды предлагали, но все без толку. Не соглашается.

— А он в самом деле предан трону?

Левкад пожал плечами.

— Да кто ж его знает? Купцы, они все себе на уме. Однако в явном недовольстве не замечен, так что можно считать лояльным. Только я ж говорю: зря все.

— А вот это уже не твоего ума дело, — рявкнула принцесса. — Разузнай, где он сейчас. И быстро! Остальным я займусь сама. — Она подняла глаза вверх, к высоким стрельчатым окнам. — И проветри здесь. А то после этого слизняка Эглие здесь очень воняет.

— А ну, посторонись!

Дюжий, мордатый стражник остервенело работал древком алебарды, распихивая в стороны густую толпу, валом валившую через Бронзовые ворота. Его лицо раскраснелось, а на лбу от напряжения вздулись толстые жилы. Трой созерцал эту картину с легкой усмешкой. Стражник, как и трое других, старательно отрабатывал свои золотые, некоторое время назад перекочевавшие из кармана старшего приказчика в их карманы.

В величественных стенах, окружавших столицу, было пять ворот. Через двое первых — Золотые и Серебряные — могли проходить только дворяне, остальные трое — Бронзовые, Оловянные и Медные — считались общедоступными. Поэтому, чтобы пробиться сквозь прущую через них толпу, надо было очень постараться. И что произойдет с повозками, пока они будут протискиваться сквозь «игольное ушко» (хотя это «игольное ушко» имело ширину в пятьдесят пять ступней), никто угадать не брался. Среди купцов и приказчиков были в ходу истории о том, как местные воры специально устраивали заторы и поломки в воротах и, пока толпа рассасывалась, а сломанные повозки оттаскивались в сторону, добрая половина груза исчезала в неизвестном направлении. Так что когда после очередного поворота дороги впереди вознеслись белые стены Эл-Северина, Садир Туран, старший приказчик, кивнув Трою, подхлестнул коня и помчался вперед — договариваться со стражниками…

— А ну, осади!

Мордатый зло саданул кулаком по морде тощую лошаденку, тянувшую, выпучив глаза, воз, груженный деревянными бадьями, и, вскинув алебарду, вытер потное лицо. Проход был освобожден. Садир Туран настороженно огляделся по сторонам: вроде все повозки, которые могли бы устроить коварный затор, находятся далеко в стороне, и махнул Трою. Десятник привстал в стременах и вскинул руку. Возницы засвистели, защелкали бичами, и восемь тяжело груженных повозок, одна за другой, отчаянно скрипя, въехали в ворота величайшего города мира, столицы империи, великолепного Эл-Северина…

Прошедшие полтора года сильно изменили Троя. Теперь он почти ничем не напоминал наивного и стеснительного паренька из глуши, практически ничего не знавшего о большом мире. За эти полтора года он не только многое повидал и о многом узнал, но и сумел прославиться по всему северному пределу империи. Ну еще бы, воин, приручивший каррхамов, разгромивший Святое место Каменных лбов и уничтоживший всех их шаманов. Более того, фактически освободивший от Каменных лбов северные предгорья Арруина. Не то чтобы это было сделано специально. Просто после того, как Трой с каррхамами атаковал Священное место и вырезал всех шаманов, Каменные лбы, обычно предпочитавшие вести войну ни шатко ни валко, пришли в полное неистовство и в слепом остервенении полезли на стены Горбатой Скалы. Но крепость строили гномы, так что забраться на стены просто так — без лестниц, без штурмовых башен, без мощного прикрытия лучников, без долгого и тщательного обстрела стен из осадных орудий — было практически невозможно. А тяжеленные дубины Каменных лбов, несмотря на всю их мощь, оказались слишком слабой и неэффективной заменой таранам. Так что трехдневный остервенелый штурм Горбатой Скалы закончился тем, что кланы, собравшиеся под стенами крепости, были вырезаны практически полностью. Впрочем, гарнизон крепости тоже потерял почти четверть своего состава. К концу сражения люди просто валились с ног от изнеможения. Каменные лбы лезли на стены, выстраивая живые пирамиды, а кипящая смола и каменные ядра для камнеметных орудий кончились еще к исходу первого дня штурма… Набеги Каменных лбов продолжались еще около полугода, пока весть о разгроме Священного места не дошла до самых отдаленных кланов, которые, услышав эту чудовищную весть, тут же срывались с места и в полном составе мчались к Горбатой Скале, горя жаждой мщения. Но это были уже мелкие стычки. Основные силы Каменных лбов были уничтожены в первой трехдневной битве. Так что спустя восемь месяцев на северные предгорья Арруина опустилась никогда ранее не виданная здесь практически мертвая тишина. Поисковый отряд, возглавляемый приятелем погибшего в схватке у сторожевого стойбища Парикла, обследовал большую часть бывших стоянок Каменных лбов и обнаружил, что все они пусты. Остатки Каменных лбов отказались от мести (во всяком случае, на какое-то довольно длительное время) и ушли. Куда — об этом никто не мог сказать. На сколько — тоже. Но всем было ясно, что в ближайшие несколько лет рудникам ничто не угрожает. И делать наемникам в этих горах совершенно нечего…