Именно таким было ее мысленное обращение: мальчики. Не мужики. Не Олег. Не Иван. Напарники были для Тани единым целым, несмотря на то, что один из них получил некоторое преимущество. Она прикоснулась к щекам и не сумела определить, то ли пальцы у нее ледяные, то ли лицо пылает. «Развратница!» – сказала она себе и не ощутила раскаяния.

Последние полтора километра ехали по ухабистой проселочной дороге, петлявшей среди угольных сопок, но вот впереди показался ореол света, и, перевалив через холм, джип устремился к большому дому, обнесенному каменным забором. Над воротами красовалась надпись: «Частные владения. Въезд запрещен. Охрана имеет права на ношение оружия».

«А я – нет, – отметила Таня. – Ни оружия, ни прав. Одни обязанности. Почему, ну почему долг перед родиной должна выполнять слабая женщина, а не сильные мужчины?»

В этот момент она представила себе затаившихся где-то рядом напарников и решила, что лучше уж подвергать опасности себя, чем их.

Машина остановилась у железных ворот рядом с вросшим в бетон столбиком. На нем была кнопка, небольшая решетка переговорного устройства, а также табличка со словами: «Позвоните и назовитесь».

Высунув руку в окно, мужчина с приметными бакенбардами и ушами нажал на кнопку. Через несколько секунд металлический голос произнес:

– Да?

– Чип и Дейл, – отчетливо произнес лопоухий.

– Закатывайтесь, – ответил тот же голос.

«Чип и Дейл спешат на помощь, – пронеслось в мозгу Тани. – Кому? Не мне, это уж точно».

Раздался щелчок. Высокие ворота медленно отворились. По форме они напоминали открытую пасть великана. Джип проехал по рифленому металлическому листу и медленно покатил к дому. Оглянувшись, Таня увидела, что ворота закрылись. Сходство с циклопической пастью исчезло, а ощущение осталось. Ощущение, что Таню проглотили живьем.

При входе в особняк ее бесцеремонно обыскали и оставили ждать в просторном пустынном холле, где с нее не спускал глаз один из охранников в камуфляже. Сквозь застойную муть в его равнодушных глазах проглядывало злорадство. Парню было приятно сознавать, что есть кто-то еще более бесправный, чем он. Обычная холуйская психология. Всякий лакей мнит себя выше уборщицы или посудомойки.

Вошел обладатель приметных ушей и бакенбард, сунул Тане хрустящий целлофановый пакет, развалился в кресле, процедил:

– Шеф ждет. Переодевайся.

– Что это? – спросила Таня, уставившись на содержимое пакета. Вопрос не имел смысла. Она и сама видела, что две ярко-синие тряпицы в ее руках являются составными частями крохотного атласного купальника, обрядиться в который отважилась бы разве что совсем юная девочка или худющая манекенщица с мальчишеской фигурой.

– А то не догадываешься, – хихикнул лопоухий. – Мини-бикини. Ты ведь специалист по тайскому массажу? Разве не в таких купальниках вы работаете?

– Допустим, – пробормотала Таня, поставленная в тупик.

– Вот и действуй.

– Да поживее, – прикрикнул охранник, прислушиваясь к верещанию наушника, торчащего в ушной раковине.

– Я не ношу чужих купальников, – отрезала Таня.

– Этот ни разу не надеванный, – подбодрил ее лопоухий. – Новье. Так что кончай кочевряжиться.

– Отвернитесь.

Охранник фыркнул, беспрестанно трогая языком пересохшие губы.

– Ага, щас же! – загоготал лопоухий. – С тебя велено глаз не спускать на протяжении всей процедуры. Вот мы и не спускаем.

– Это кто как, – похабно ощерился пятнистый охранник, баюкая на коленях автомат.

На его нагрудном кармане было написано «Беркут», но походил он на совсем другую птицу. «Стервятник, питающийся падалью», – определила для себя Таня.

– Шевелись, – распорядился лопоухий. – Карл Маркович не любит, когда опаздывают. – Он посмотрел на дверь в глубине холла и поморщился как от зубной боли. – Хочешь, чтобы он тебя выставил к чертовой матери?

«Хочу, – подумала Таня. – Но нельзя».

Она отвернулась, внушая себе, что избавляется от одежды без посторонних. За спиной раздался характерный звук: точно голодный пес облизнулся, после чего задышал часто-часто, шумно-шумно. Если бы не опыт, приобретенный в сауне под чутким руководством Дана, Таня даже под страхом смерти не отважилась бы раздеться в присутствии охранников. Снимая последнюю деталь туалета, она запуталась ногами, вызвав жизнерадостное хрюканье зрителей. Одевание прошло в рекордные сроки. Кое-как обрядившись в бикини, Таня подхватила сумку с вещами и спросила, вскинув подбородок:

– Куда идти?

– В ту дверь, – показал взмокший от избытка впечатлений охранник. Брюки, которые до сих пор сидели на нем свободно, были ему тесноваты.

– Выйдешь во двор, сразу разуйся, – по-хозяйски распорядился лопоухий. – И не заговаривай с Карлом Марковичем. Подойди и молчи. Он сам объяснит, чего хочет и как.

– Деньги, – потребовала Таня, инстинктивно оттягивая момент встречи с заказчиком.

– Заплатит шеф, – сказал охранник.

– Или ты, – ухмыльнулся лопоухий. – Неустойку в десятикратном размере.

Удивляясь, почему у нее не подгибаются колени, Таня вышла из дома во внутренний двор и направилась к мохнатому мужскому телу, распростертому в круге электрического света на бетонной площадке. Вокруг фонаря вились мириады ночных насекомых. «Так и я, – подумала Таня. – Бабочка, летящая на свет. Бабочка, которая вот-вот опалит крылышки».

Таких волосатых человеческих тел видеть ей еще не приходилось. В своей косматости Шарко мог посоперничать не только с шимпанзе, но и с орангутангом. Не сводя с него глаз, Таня приостановилась, чтобы сбросить босоножки, а потом сделала еще несколько шагов вперед и застыла по стойке «смирно».

В мозгу проносились лихорадочные догадки, одна другой хуже. Зачем ее заставили переодеться, вернее, фактически раздеться? Шарко маньяк? Извращенец? Сумасшедший? Господи, какие же дуры все эти массажистки, проститутки и эскорт-герлз, которые имеют дело с подобными типами ежедневно! Сто долларов за один получасовой сеанс – это звучит здорово, пока ты не узнаешь, каково это, когда сердце твое бьется в грудной клетке, подобно птичке, обезумевшей от ужаса. Когда кровь в твоих жилах пульсирует раза в два быстрее, чем обычно, а мочевой пузырь сжимается в предчувствии того, что приключение закончится совсем не так, как можно было предположить. Чем именно?

Мозг Тани отказывался отвечать на этот вопрос. Внутренний голос молчал. А собственная душа представлялась Тане вывернутой наизнанку. Выжатой тряпкой для вытирания ног – вот кем чувствовала она себя, стоя навытяжку перед хранящим молчание Шарко. Половой тряпкой, которую всегда можно выбросить, чтобы заменить другой.

Переминаясь с ноги на ногу, Таня поймала взгляд, брошенный на нее из-под приоткрытых век. Пренеприятнейшее ощущение. Похожее может возникнуть, когда стоишь перед проснувшимся цепным псом. «Не буди спящую собаку!» – пронеслось в голове девушки. Бесполезное предостережение. Шарко очнулся. Голый, как мохнатая гусеница. Вся его одежда состояла из полотенца, небрежно наброшенного на бедра. Оно подозрительно топорщилось, но хуже всего, что от Шарко попахивало так, словно он провалялся на солнцепеке несколько дней кряду, справляя нужду где-нибудь неподалеку.