И последнее: через три минуты я жду советника Альбедо, сенатора Колчева и спикера Гиббонса в моем кабинете. Вопросы?

Все растерянно молчали.

Гладстон встала.

– Удачи вам. Действуйте быстро. Остерегайтесь необоснованной паники. И, Боже, спаси Гегемонию. – Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Гладстон сидела за своим столом, Колчев, Гиббонс и Альбедо – напротив. Разлитое в воздухе напряжение, нагнетаемое суетой в коридоре, усугублялось молчанием Гладстон, не сводившей глаз с советника Альбедо.

– Вы, – произнесло она наконец, – нас предали.

Губы проекции, сложенные в учтивой усмешке, даже не дрогнули.

– Ни в коей мере, госпожа секретарь.

– Тогда у вас одна минута, чтобы объяснить, почему Техно-Центр, и в частности Консультативный Совет ИскИнов не предупредили нас о вторжении.

– Для этого достаточно одного слова, – сказал Альбедо. – Гиперион, госпожа секретарь.

– К черту Гиперион! – Гладстон в ярости хлопнула ладонью по древнему столу: редкостный для нее жест. – Альбедо, мне осточертело слушать о нефакторизуемых переменных и о том, что Гиперион – потенциальная черная дыра. Либо Техно-Центр способен помочь нам оценить наши шансы, либо он лгал нам все пять веков. Что верно – первое или последнее?

– Госпожа секретарь, Совет предсказал вам войну, – объявила седовласая проекция. – В наших секретных рекомендациях вам лично и вашим доверенным людям указывалось, что вмешательство в дела Гипериона чревато непредсказуемыми последствиями.

– Чушь, – отрезал Колчев. – Считается, что ваши предсказания в общих чертах правдивы. А это нашествие наверняка готовилось десятилетиями. Или даже столетиями.

Альбедо пожал плечами.

– Может быть. Но вполне возможно, сенатор, что именно решимость теперешней вашей администрации начать войну за Гиперион заставила Бродяг приступить к осуществлению их планов. Мы же рекомендовали воздерживаться от любых действий, затрагивающих эту планету.

Спикер Гиббонс подался вперед.

– Но ведь вы назвали нам имена людей, которые должны были отправиться в так называемое паломничество к Шрайку.

На этот раз Альбедо не пожал плечами, а лишь непринужденно махнул рукой:

– Что из того? Вы попросили нас назвать граждан Сети, чье паломничество к Шрайку способно повлиять на исход предсказанной нами войны, и мы их назвали.

Гладстон потерла подбородок.

– И что, вы уже вычислили, каким образом просьбы паломников могут повлиять на исход войны… этой войны?

– Нет, – ответил Альбедо.

– Советник, – сказала Мейна Гладстон, – пожалуйста, примите к сведению, что в зависимости от исхода событий ближайших дней правительство Гегемонии Человека намерено рассмотреть вопрос об объявлении войны – между нами и структурой, именуемой Техно-Центр. Вам как фактическому послу структуры надлежит распространить эту информацию.

Альбедо улыбнулся. Затем развел руками.

– Госпожа секретарь, я понимаю: потрясение, вызванное столь ужасной новостью, должно быть, толкнуло вас на весьма неудачную шутку. Объявить войну Техно-Центру? Но это же все равно, как если бы рыба объявила войну воде или водитель, расстроенный известием о чужой аварии, напал на свой ТМП.

Гладстон не улыбнулась.

– Мой дедушка на Патофе, – произнесла она с расстановкой, – как-то всадил шесть пуль из импульсной винтовки в семейный электромобиль, когда тот однажды не завелся. Вы свободны, советник.

Альбедо, моргнув, исчез. Такой внезапный уход был либо намеренным нарушением этикета – обычно проекция покидала комнату через дверь или улетучивалась после ухода других, – либо признаком того, что правящий разум Техно-Центра огорошен сообщением Гладстон.

Она кивнула Колчеву и Гиббонсу.

– Я не задерживаю вас больше. Но не забывайте: через пять часов, когда война будет объявлена, я ожидаю единодушной поддержки.

– Вы получите ее, – сказал Гиббонс.

Когда спикер и сенатор ушли, через двери и потайные ходы в кабинет ринулись помощники, засыпая Гладстон вопросами и запрашивая на ходу комлоги. Но секретарь Сената движением руки заставила их замолчать.

– Где Северн? – спросила она. Заметив на лицах окружающих недоумение, она пояснила: – Поэт… то есть, художник. Тот, кто пишет мой портрет.

Помощники переглянулись, как бы спрашивая друг у друга, здорова ли их начальница.

– Он спит, – сказал наконец Ли Хент. – Принял какое-то снотворное. Никому и в голову не пришло разбудить его.

– Пусть явится ко мне не позднее чем через двадцать минут, – приказала Гладстон. – Введите его в курс дела. Где капитан 3-го ранга Ли?

Ответила Ники Кардон, молодая женщина, ведающая связью с военными:

– Вчера вечером по приказу Морпурго и командующего морским сектором ВКС Ли перевели в погранвойска. Ему придется скакать с одного океанского мира на другой в течение двадцати лет. Как раз сейчас он… да, находится в ставке ВМС на Брешии, ожидая транспортный звездолет.

– Немедленно верните его, – отчеканила Гладстон. – Пусть его произведут в контр-адмиралы или какое там звание нужно для штабной работы, а затем назначат сюда, лично ко мне, а не в Дом Правительства или управление делами. Если понадобится, сделайте его офицером по особым поручениям.

Несколько минут Гладстон созерцала голую стену. Она думала о мирах, по которым прогуливалась ночью: Мир Барнарда – свет фонарей сквозь листья, древние здания колледжа; Роща Богов с ее воздушными шарами на привязи и живущими на воле монгольфьерами, приветствующими рассвет; Променад на Небесных Вратах… Все это были цели первой волны. Она встряхнула головой.

– Ли, я хочу, чтобы вы, Тарра и Бринденат не позднее, чем через сорок пять минут, подготовили мне черновики обеих речей – общее обращение и объявление войны. Кратко, без двусмысленностей. Загляните в досье Черчилля и Струдинского. Реалистично, но с энтузиазмом, оптимистично, но с оттенком суровой решимости. Ники, я хочу, чтобы меня информировали о каждом шаге военного командования. Кроме того, мне нужна личная оперативная карта – через имплант. Гриф «Только для секретаря Сената». Барбара, ты будешь моим дипломатом с недипломатическими методами работы в Сенате. Иди туда, играй на всех струнах, дергай за все нитки: шантажируй, льсти и вообще заставь их осознать, что отправиться воевать с Бродягами для них безопаснее, чем пытаться противоречить при трех-четырех голосованиях. Вопросы? – Подождав три секунды, Гладстон хлопнула в ладоши. – Ну что ж, тогда приступим, друзья!

Ожидая следующую волну сенаторов, министров и помощников, Гладстон повернулась лицом к голой стене и погрозила пальцем потолку.

Затем она быстро обернулась назад – как раз в тот момент, когда в дверях появилась очередная депутация.