— Вы помните, где это было?

— Да, я все вспомнил.

— Слушайте меня, Сергей Владимирович, там сейчас… ну, на месте убийства, должна работать бригада. Если вам не трудно, сходите туда. Беркович Евгений Борисович там. Покажите ему.

— Я не пойду.

— М-м-м, — чуть не застонала Клавдия. — Ладно, я сама сейчас подъеду.

— Подъезжайте…

— Лекция откладывается? — поинтересовался Кленов, когда Клавдия положила трубку.

— Простите. Смирнов звонил, он вспомнил, что у его жены тоже был листок бумаги во рту. Это очень важно, верно?

— Верно, — согласился Кленов. — Нам вас ждать?

— Нет. Давайте за работу. Игорек, поехали со мной.

Четверг. 17.25 — 20.57

— А мне он чего-то не понравился, — говорил Игорь, пока машина пробиралась к Кутузовскому проспекту через заторы и пробки. — Какой-то самодовольный, во все лезет…

— Это он от зажима, Игорек, — улыбалась Клавдия. — Часто ты видел, чтобы в следственные бригады приглашали психологов?

— Честно говоря, первый раз…

— Это только в американском кино… Надо было у Чубаристова спросить, действительно у них там в полиции психологи работают?

— Может, и работают, — пожал плечами Игорь. — Толку-то? У нас раскрываемость почти та же. Я имею в виду в процентах…

— Да. Даже выше. Только тут особенно гордиться нам нечем. С нашим юридическим беспределом мы вообще сто два процента раскрывать должны. А там чуть не те слова сказал при аресте — все, прокол.

— Ага, не говорите. Придумали, на свою голову.

— Демократия, — сказала Клавдия, и было непонятно, осуждает она эту самую демократию или, наоборот, приветствует.

Машина наконец выбралась на бессветофорную трассу. Здесь водители все как один гнали со скоростью не меньше ста.

Прокурорская машина тоже полетела.

— Понимаешь, — сказала Клавдия, — если в этих листках из Библии есть хоть какая-то логика, система если это его послание, то мы будем иметь еще одну ниточку. Вернее, мы будем иметь хоть какую-то ниточку.

Игорь кивал. Машина стала подрезать тихих «чайников». Водитель гнал уже под сто двадцать.

А на одном таком маневре Игоря вдруг прижало к Дежкиной.

И Клавдия почувствовала, как горячая, удушающая волна прокатилась по ее телу и ударила в голову.

— Понимаешь, — напряженным голосом сказала она, — если мы найдем эту бумажку…

Она боялась посмотреть на Игоря, потому что вдруг поняла, он тоже боится на нее посмотреть. Его тоже хлестнуло этой волной.

«Господи, что это я?! — краснела Клавдия мучительно. — Я тронулась, что ли? Как это назвал бы Кленов? Синдром невостребованного перезрелого тела? Старая дура, похотливая баба, — ругала она себя на все корки, краем сознания понимая, что специально выбирает слова пообиднее и несправедливые. — Нет, так нельзя…»

В самом деле никакой старой и перезрелой Клавдия не была.

Как называл бы это Кленов?

Естеством.

Только ведь Клавдия воспитывалась во время, когда это естество считалось чем-то постыдным и ненормальным.

Она сама хорошо понимала других женщин, когда те жаловались на недостаток мужской ласки, но сама в глубине души считала, что выше этого. Вот природа и мстила ей так неожиданно и смешно.

— В Матвеевское? — переспросил водитель.

— А-а-а… Да-да! — опомнилась Клавдия. — К станции.

Игорь смотрел в окно, нарочито отвернувшись всем телом.

— Нет, прости, не к станции, — вспомнила Клавдия. — На Веерную…

И вдруг подумала, что все это время какая-то мысль не давала ей покоя. Все самобичующие мысли тут же отлетели, и она поняла, что тревожило ее.

«Это был какой-то странный звонок. Он же мне почти то же сказал утром. И потом — он вообще не должен был звонить. Он должен был напиться. Он должен был забыть обо мне, как о дурном сне. Зачем он позвонил? Зачем он сказал — приезжайте?»

— А нельзя побыстрее? — невольно выговорила Клавдия, даже не видя того, что водитель и так гонит.

— Запросто, — обрадовался шофер.

Машина загудела.

Клавдия заметалась на сиденье.

— Игорек, ты знаешь что?

— Что? — хрипло спросил Порогин.

— Нет, ничего… То есть мы можем не успеть…

— В смысле?

— Здесь, сюда сворачивай! — закричала Клавдия, потому что машина чуть не пролетела мимо.

Теперь ее бросило на Игоря, но уже никакой волны не было.

Впопыхах Клавдия перепутала квартиру и стала звонить в дверь, из которой тут же выглянул испуганный мужчина.

— Что надо?

— Простите, а Смирнов? — опешенно уставилась на него Клавдия.

— Этажом выше, идиотка! — хлопнул дверью мужик.

Клавдия взлетела птицей. Игорь еле поспевал за ней.

— Сергей Владимирович, открывайте! — стали они оба стучать в хлипкую дверь.

Никто не отвечал.

— Ломай! — закричала Клавдия и сама навалилась на дверь.

Игорь разбежался, но ударить ему было некуда — Клавдия загородила собой весь дверной проем.

— Отойдите, Клавдия Васильевна! — взмолился Игорь.

Она отпрянула в сторону, и он плечом снес дверь.

Тело Смирнова еще покачивалось в петле.

Что делать дальше, Клавдия не знала. Но она ни секунды не стояла на месте. Метнулась на кухню, схватила тупой нож и табуретку.

— Держи его за ноги! — крикнула Игорю.

А сама стала резать веревку.

Синее, опухшее лицо Смирнова, как-то неестественно вывернутое вверх и вправо, показывало ей язык. Язык еще был мокрый.

— Да он обмочился, — простонал Игорь, отворачиваясь.

— А ты не знал, что ли? — сквозь зубы процедила Клавдия, перепиливая толстую веревку. — Так всегда. Терпи, держи…

Она не договорила, потому что веревка неожиданно оборвалась и тело, которое не смог удержать Игорь, упало на Клавдию. Она не устояла на табуретке и, раскинув руки, свалилась на пол. Смирнов упал на нее.

Какую-то секунду они лежали так — снизу Клавдия, сверху тенор.

Уже потом, когда Клавдия вспоминала этот момент, к горлу подступал тошнотный комок, но тогда она даже ничего не почувствовала.

Быстро перевернулась, уложив Смирнова рядом, просунула пальцы под петлю и растянула ее.

— Он еще жив! — закричала она, словно этим криком приказывала Смирнову не умирать.